Читать книгу "«Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег - Игорь Кохановский"

Высоцкий был кумиром и остается кумиром. Многое наслоилось за те десятилетия, что его нет с нами. Его песни пели другие. Пели, подражая его голосу, и пели по-своему. Подпевали в застольях, и в больших залах, и на полянах, где собирались тысячи. Но главное – его слушали! Его голос, его манера, его взрыв – тоски, юмора, отрицания, утверждения – все это осталось недосягаемым.

Для меня Высоцкий – прежде всего Артист. То, как он поет, как несет слово – величайшее достижение. Звук, манера, ритм, произношение не только предъявляют содержание, они сами становятся содержанием. В какой-то мере они отодвинули в тень его как творца стихов, а он, несомненно, был выдающимся поэтом.

Я свидетель его начала, его взлета, его славы, трагических аккордов его финала. Свидетель и почитатель среди миллионов других. Но и несколько особенно – мы были знакомы, встречались, работали вместе, были приятелями. Друзьями? Пожалуй, нет. Мы разные и принадлежали к дружественным, но разным кругам. Жизнь водила близко, но не совмещала. Мы даже учились в одной школе № 186 на Большом Каретном, но это детство, и он младше на несколько лет. Он начинал в театре Моссовета, а я пришел туда во второй половине жизни. Конечно, видел его на сцене. Заходил за кулисы, разговаривали. В кино был потрясен им в «Коротких встречах» Киры Муратовой. Оба снимались в «Интервенции» Геннадия Полоки, в «Маленьких трагедиях» Михаила Швейцера, но общих сцен не было, прошли по касательной. Сошлись только в картине Станислава Говорухина «Место встречи изменить нельзя», ставшей народной. Он для меня реальный человек с проблемами, с трудностями, планами, в меру общительный, в меру закрытый.

Все это крепко в памяти.

Высоцкий не в памяти былого. Владимир Семенович и все, что с ним связано, – это сейчас, это всегда, это всю жизнь.

Я подумал о том, с чего начал статью о кумирах, об идолах, навязанных образах. Я подумал: может быть, в жизни не хватает людям взрыва, безоглядной эмоции, может быть, в монотонности дней образуются мучающие пустоты, жажда веры и ее недостаточность? Я ведь видел фанатов – и футбольных, и театральных. Видел, как часто жизнь кумира была испорчена, иногда погублена массовым и беззастенчивым поклонением. Видел в США, Израиле места и времена буквального поклонения – все предметы, все одежды, картинки, статуэтки были мечены одним именем – Элвис Пресли! Через много-много лет после его кончины. Есть сходство? В чем оно? Есть разница?

Мне кажется, что прежде всего есть разница. Признаемся, мы подражаем. Все люди, все нации в разные времена кому-нибудь подражают. Мы, высоко неся лозунг «собственного пути», подражаем неимоверно много, грубо и внешне перенимая чужую моду.

Но с Высоцким не так! Поклонение (а это было именно поклонение!) пришло не извне – из нутра пришло. Из нутра целого огромного народа. На время Высоцкий соединил все слои – вояки, ветераны, трудяги, зэки по любым статьям, студенты, мальчишки, женщины, патриоты, эмигранты. Для всех – свой, для всех – наш, для каждого из массы – мой!

Владимир Высоцкий заставил вздрогнуть сердце огромного народа.

2014

Ольга ТРИФОНОВА[57]
«Но строк печальных не смываю…»

«Вы-соц-кий!» – скандировал лужеными мужскими глотками маленький зал гарнизонного Дома офицеров. Из женщин, кажется, была я одна: слишком маленький зал, чтобы еще и женщин брать.

Но я напросилась нахально, просто сказала умоляюще: «Возьмите с собой!»

– Ну что вы! – Владимир Семенович посмотрел будто бы даже испуганно на мужа. – Рядовой же концерт…

– Возьмите, – угрюмо подтвердил мой муж. Он прекрасно понимал, что ждет его дома, какое мрачное молчание или даже слезы, если не поедем на концерт.

– Но имейте в виду, – сказал сопровождающий офицер, – сидеть будете на табуретах… если найдем, там такое творится!

И действительно, в зале ГДО происходило что-то невообразимое: сидели на полу в проходах, лепились, как ящерицы, к стенам, духота немыслимая, временами мне казалось, не выдержу, а он пел и пел, напрягая на горле жилу, всё выполнял заказы один за другим. Кажется, пел три часа, обливаясь потом, кажется, концерт был бесплатным или, может, за услугу в виде вывоза мусора на военном грузовике. Не знаю, не помню. Но помню, что Владимир Семенович понимал, что для людей, собравшихся в этом зале, его концерт – событие в жизни. Что в унылой, безденежной коммунальной жизни песни про настоящую жизнь – отдушина и радость.

Так я оказалась случайно на этом концерте. Мой муж – не случайно, а я случайно, хотя именно я могла спеть любую или почти любую песню Высоцкого.

А Владимира Семеновича и Юру связывала братская нежность. Они даже обнимались при встрече по-особому, в каком-то своем ритме, своем контрапункте. Их связывало удивительное чувство. Точнее всего это чувство можно было назвать взаимным обожанием с оттенком глубокого почтения.

Никакого панибратства, хотя целовались, чем всегда напоминали мне членов тайного общества. Они и были членами такого общества – общества талантливых и благородных людей.

Я же просто присутствовала при их встречах, не смея хоть как-то заявить о себе. Но почему-то мне кажется, что будь Владимир Семенович жив, после смерти мужа я избегла бы многих унижений и разочарований. Я попросту не чувствовала бы себя абсолютно одинокой.

Хотя наши жизни проходили рядом пунктиром, оказалось, и через тридцать лет помню каждую встречу, и лица, и слова, и даже детали времени и места.

Полагаю, дело не только в моей памяти, а в том сиянии подлинных, а не фальшивых, не напоказ (впрочем, одно исключение было, но о нем позже) чувств и поступков, в сиянии таланта, которое окружало двух людей. Это сияние преодолевает время и пространство.

А вот как мы попали на тот необычный концерт.

Весна 80-го. Мы с Юрой вышли на нашу Южную улицу прогулять малыша. С другого, дальнего конца улицы приближается военный газик, мы сторонимся, но газик останавливается, и из него выскакивает Высоцкий. Обнялись с Юрой, наклонился к сыну Вале и сказал обычную шутку: «Ну как ты, офицерская спина?» И как всегда, Валя рыкнул на него от страха.

Это был обычный ритуал. Валя действительно сидел всегда с необыкновенно прямой спиной (первым это заметил Владимир Семенович, отсюда и «офицерская спина»), но младенец здорово побаивался хриплого голоса «дяди» и, чтобы не выдать страха, рыкал на Высоцкого. Это очень веселило Владимира Семеновича.

Вообще он держался с Валечкой на равных, будто со взрослым другом, и однажды притащил замечательный «взрослый» матрас «Данлоп» ему в подарок. Тогда такие матрасы были огромной редкостью, его привезла Марина. «Когда-нибудь, лет через восемнадцать, а то и пятнадцать, ты с благодарностью подумаешь о своем соседе Высоцком», – сказал он, подмигнув Вале. Валя на всякий случай рыкнул.