Читать книгу "Большая книга ужасов. Коллекция кошмаров - Екатерина Неволина"

Ручей действительно пересекал дорогу просто так, бесхозно, ни трубы, ни перехода, ни балки поперек.

– Мост снесло по весне, вот и все, – предположил я.

– Ну-ну.

Мы приблизились к ручью.

Не знаю, ручей этот совсем не походил на мрачную Козью Речку, обычный такой ручей, прозрачный. Течение не сильное, дно песчаное, ничего необычного. Я сорвал ромашку, запустил в воду, цветок медленно поплыл.

Галка резко разбежалась, перепрыгнула на другой берег.

– Теперь в прыжках будем состязаться? – спросил я.

Галка опять промолчала, уселась на кочку, закинула ногу на ногу.

Я прыгать не стал, сел на кочку на своем берегу. Ладно, посидим. Интересно, откуда у той фигуры с фотоснимка браслет? В принципе, откуда угодно он мог взяться. Полина могла потерять его в лесу, а эта фигура его подобрала. Да тысячи причин, вплоть до того, что и этих браслетов, наверное, тысячи, если не больше, я уже говорил про это. При чем тут новолуние? При чем тут идеи Галкины?

– Ты видел?! – вдруг подпрыгнула Галка. – Видел?!

Она подскочила к самой воде, вытянула руку.

Да, теперь видел. Теперь я видел. По воде плыла ромашка. Та самая, которую бросил я. Правда, когда я ее бросил, она плыла слева направо, в сторону Соти, все как полагалось.

А теперь она плыла наоборот.

– Течение поменялось… – прошептал я.

– Я же говорила!

Ромашка продолжала уплывать, постепенно ускоряясь и закручиваясь вокруг оси.

– Это как? – глупо спросил я.

– Пойдем!

Галка перепрыгнула обратно ко мне:

– Надо посмотреть!

– Погоди, объясни хотя бы…

Но Галка уже схватила меня за руку и поволокла вдоль ручья в лес. Я примерно ориентировался на местности, от этого места до реки тоже километра три, не больше. Но мы шагали не в сторону реки, мы шагали в глубь леса, в ту сторону, где тайга простиралась почти до Ледовитого океана.

Вообще не хотелось блуждать вдоль этого ручья и выяснять, отчего он вдруг поменял течение. Хотя на самом деле – отчего?

Я попытался припомнить, имелись ли такие случаи в истории, и кое-что припомнил – кажется, Волхов. Бывали случаи, что Волхов начинал течь вспять. А вот тут… Ручей обычный, и при чем тут новолуние? Ну не всякая же фантастика с гравитационными аномалиями…

А Галка продолжала тащить меня по берегу.

Ручей оказался извилист сильнее, чем я думал, Галка тянула меня вдоль него, не выпуская из виду ромашку. Причем ручей тек пока не по ущелью, а по неглубокому овражку, почти по поверхности. Ромашка белела на поверхности воды, но она очень хорошо проглядывалась, поскольку неожиданно резко стемнело. Неожиданно наступила темнота, не сумерки, а непосредственно темнота, я как-то и не заметил когда, точно мы вошли в полосу ночи, и не вошли, а как бы сразу оказались внутри, и почему-то меня это не сильно удивило.

А Галку и подавно.

– Может, ты все-таки расскажешь, что тут происходит? – в очередной раз попытался воззвать я к сестре.

– Может, – уклончиво ответила Галка. – Скоро все станет ясно…

– Хватит вилять – почему течение поменялось?

Ромашка замерла.

Галка тоже остановилась.

– Это не простое место, – негромко произнесла она. – Очень непростое место, я еще по снимкам поняла. Такие места уникальны…

Галка замолчала и уставилась в лес.

И я тоже уставился.

Там что-то явно происходило. Перед нами лежал ночной сосновый бор. Весной наткнулся в школе на альбом художника Куинджи, он пейзажи рисовал. Я живопись вообще-то не очень люблю, вернее не понимаю, то есть обычно мне про картины кто-нибудь объясняет, что нарисовано и что хотел сказать художник своей работой, а тут мне как-то и подсказывать не понадобилось – эти картины точно мне в мозг сами по себе влетели и в нем осели. Странные эти краски, тревожные, пугающие, потусторонние, точно он рисовал не тот лес, который он видел, а другой…

Так вот, этот лежащий лес был точно нарисован Куинджи.

Это было что-то невообразимое.

Вокруг нас тянулись в небо сосны, ровные, как карандаши, и светящиеся, словно с одной стороны их выкрасили серебристой краской. Под ногами был мох, однако он каким-то образом трансформировался, наполнившись мелкими сияющими искрами, в нем зажглись голубые огоньки, живые, похожие на снежинки или на капли росы. И воздух – он не утратил прозрачности, но приобрел некое другое качество, волнистость, что ли. Воздух стал почти водой, лесная роща приобрела акварельность и смазанность, и луна…

Откуда здесь луна, если сейчас новолуние? Никакой луны быть не должно. И свет этот…

Откуда-то сбоку светила синеватая и невидимая луна, причем светила непонятно, точно через тонкую прорезь, свет падал наискосок и придавал окружающему облик марсианского ледника.

И в этом синем цветовом безумии что-то двигалось. Нет, я не мог увидеть движения, это было и не движение вовсе, а какое-то ощущение движения, точно смещался сам свет, точно шагали там, в глубине лесного пространства, хрустальные тени.

– Что это? – прошептал я.

– Это то, что… я не думала, что это настолько…

Голос Галки звучал восторженно и счастливо, точно она нашла клад. А у меня совершенно неожиданно заболела голова, причем так сильно и резко, что я на некоторое время ослеп, на секунду.

Ослеп и покачнулся, Галка поймала меня за руку.

– Стоять! – прошептала.

Я стоял, глядя, как лес вокруг меня погружается в медленное мельтешение. Галка протянула мне платок. Я подумал, что она совсем уже рехнулась, но потом увидел, как с кончика носа у меня капает кровь. Видимо, в носу у меня лопнул сосуд, причем немаленький, потому что кровь текла почти ручейком, так что мне пришлось свернуть Галкин платок в жгутик и заткнуть им ноздрю.

– Бред… – выдохнул я.

Голова у меня стала болеть меньше, кровь сбросила давление, и стало как-то терпимо, я стал смотреть дальше.

Свет, воздух, лес, все это переливалось, перекатывалось, жило, меняло цвет. А еще мне казалось, что там что-то есть. Живое.

Что-то снова сместилось в небе, каким-то резким щелчком, и неожиданно свет стал падать сразу с двух сторон.

– Как это…

– Я тебе говорила! – воскликнула Галка. – Я говорила, и я была права! Надо теперь окончательно…

Снова ударило в голову, на этот раз в область затылка, точно кто-то треснул мне по голове кулаком, и кровь тут же брызнула из второй ноздри. В этот раз боль не ушла, а растеклась внутри под черепом равномерным жаром, отчего казалось, что голова вот-вот взорвется. Почему-то мне представлялось, что эта головная боль и это мельтешение перед глазами как-то связаны.