Читать книгу "Гонконг - Николай Задорнов"

В городе Симода есть публичные дома. Временные связи моряков с женщинами известны и обычны. Так велось издревле. Но все говорят, что Харрис груб. Русские с женщинами были деликатны. Американец делает все нахрапом.

– Каждый русский матрос был более светским человеком, чем консул Америки мистер Харрис, – обращаясь к своим товарищам, стал объяснять Мориама. – Вся Симода говорит об этом.

– Ведь русские были молодыми, – сказал сельский голова.

– Я узнавал у советника Управления западных приемов! – со смехом продолжал пьяный Мориама. – То есть у содержательницы публичного дома.

– Что она сказала?

– Что японские старики такие же.

Городской голова смутился. А пьяные чиновники хохотали громче, стараясь походить на американцев.

Харрис теперь спокойней. Он много думает о государственных делах. Со временем Америке предстоит встреча с опасным противником на Тихом океане. Он записал:

«В будущем здесь в конфликт придут между собой две величайшие силы в мире: демократизм и американское свободолюбие столкнутся с русской тиранией...»[81]

На «Оливуце», шедшей при ровном пассате к югу в Китайском море, тоже говорили в этот вечер о демократии и тирании.

Колокольцов дал понять Константину Николаевичу, что Харрис все же не производит приятного впечатления и полного доверия не заслуживает.

– Мы не в первый раз встречаем американцев и много видели прекрасных людей. В Европе считается, что в Америке самый справедливый демократический строй, лучшие умы Европы видят в заокеанской стране новый мир во всех отношениях, при такой демократической форме правления, когда каждая деревушка сама решает все свои дела и сама выбирает себе власть, а не прозябает согбенная перед столицей, перед полицией и помещиком с розгами. Почему же являются тогда личности, спекулирующие демократизмом, приспособившиеся к нему хищники?

– Харрис свое дело делает. Они практики. У них нельзя учиться, но их надо знать, – отвечал Посьет.

Воин Андреевич полагал, что все зависит от личности, и стал развивать свои мысли о воспитании. Он воспитывал брата Колю письмами. Матросов и молодых офицеров примером. Он гневен и готов к дуэли с Никольсеном и готов держать за это ответ, согласен рискнуть всей своей карьерой.

Колокольцов напомнил про Сибирцева, как он заметил однажды, что истинные христиане не в Ватикане и не в Испании, а в таких странах, как Япония и Китай, где христианство карается.

– Точно так же демократы являются там, где идеи демократии запрещены, отрицаются, где самовластье грозно давит на личность. Поэтому очень часто мы видим неприятное удивление американцев, когда наши офицеры и матросы выглядят благородней, честней и образованней.

Константин Николаевич полагал, что дело не в устройстве общества, а в породе человека. Есть люди, которые всегда благородны, умелы, им все дается. Они и воины, инженеры, мыслители. Они до конца доводят всякое дело. И не обязательно такие люди должны быть аристократами. Они есть и в простом народе. Таким может быть пахарь, матрос, рабочий, пригоден ко всему и всегда ценен.

После этой войны и тяжелых плаваний все офицеры, возвратившись в Петербург, конечно, выйдут в люди. Колокольцову быть на доках, на заводе и не последней спицей в колеснице. Римский думает о других больше, чем о себе. Ему учить флотских офицеров. Дорога будет открыта перед каждым. И каждый из них много еще свершит и в тяжелых условиях. А мы уступили во многом Харрису. Он присвоит теперь все, что мы начали. Но у нас дела другие. Их по горло. Надо строить железную дорогу через Сибирь.

Посьет раскусил Таунсенда Харриса. Платил ему полезными сведениями. И шлюпку подарил. Подарил корову.

Колокольцову хотелось бы оставить его без шлюпки и без коровы. Как бы он выглядел? Смешно и жалко! Но в представителе Штатов хотел бы Посьет видеть надежного союзника. Если не Харрис, то кто-нибудь другой! А пока Харрис будет хвалить нас, как людей воспитанных, которых он вокруг носа обвел!

Глава 39

РЕКА ПЕРЛОВ

Потомок завоевателей проповедует мир, в то время как член Общества мира проповедует стрельбу калеными ядрами; Дерби клеймит действия британского флота, как «позорные поступки» и «бесславные операции», между тем как Боуринг по случаю этого трусливого насилья, не встретившего никакого сопротивления, поздравляет флот с «его блестящими достижениями, беспримерной храбростью и превосходным соединением военного искусства с доблестью». Эти контрасты представляли собой тем более острую сатиру, чем менее граф Дерби, казалось, сознавал их... Во всей парламентской истории Англии, пожалуй, никогда еще не было примера подобной интеллектуальной победы аристократа над выскочкой... ...Я привожу слова самого лорда: «Я не хочу говорить что-либо неуважительное о д-ре Боуринге. Возможно, что он человек с большими достоинствами; но мне кажется, что вопрос о допущении его в Кантон стал у него буквально манией. (Возгласы одобрения и смех.) Я уверен, что он и во сне и наяву видит свое вступление в Кантон...

...Кроме опубликованных документов, должны существовать секретные документы и секретные инструкции, которые могли бы показать, что если д-р Боуринг и был одержим «манией» вступления в Кантон, то за его спиной стоял хладнокровный глава Уайтхолла, поощрявший эту манию и в своих собственных целях раздувший ее из уголька во всепожирающее пламя.

Карл Маркс, «Парламентские дебаты о военных действиях в Китае»

В Гонконге, где все привыкли к картинной красоте своих солдат и моряков, с транспортных кораблей в тяжелый, сумрачный день с дождем и ветром сходили колонны бесцветных бородатых солдат. Это труженики войны – севастопольские братья. После окончания войны из Крыма их отправляли в Китай. Заросшие еще в Балаклаве, в длинных шинелях, полы которых подоткнуты по-русски за ремни. Понюхали пороха и побывали в рукопашных, постоянно рыли могилы и работали, проводя железную дорогу от Балаклавы почти до самого рокового Редана. Товарищей хоронили не столько от пуль и бомб, сколько от чумы, холеры, дизентерии, привезенных на позиции турками. Все узнали за годы войны, что такое полевые военные госпитали. Они, наемники, не требовали излишнего комфорта или развлечений. Они и не знают, что за прелесть китайские деликатесы и потехи, но к их услугам в городе открыт солдатский клуб, который по имени старинной игры в шары назван поистине народным названием Pall Mall.