Читать книгу "Секретный террор Сталина. Исповедь резидента - Георгий Агабеков"

Случаи такой «дружеской информации» имели место, впрочем, и в других восточных странах. Так, например, в Персии, во время курдского восстания в 1927 году, из копий писем партии дашнаков в Тавризе и их представителя Мурадьяна в Курдистане мы узнали, что партия дашнаков поддерживает тесную связь с восставшими, помогая им оружием и людьми. В письмах, кроме того, имелись сведения, компрометировавшие армянского архиепископа в Тавризе Нерсеса, под которого ОГПУ давно вело подкоп. Полпред в Тегеране Давтьян, желая ухудшить отношение персидского правительства к дашнакам и, в частности, с целью добиться высылки архиепископа Нерсеса, передал эти материалы министру двора Теймурташу и одновременно сообщил их турецкому посольству. Турки энергично поддержали Давтьяна, прекрасно понимая, что без помощи дашнаков курды едва ли могут серьезно сопротивляться турецким регулярным войскам.

В результате этих представлений персидское правительство распорядилось произвести в Тавризе обыски и аресты среди дашнаков, установило за ними наблюдение и в конце концов свело их деятельность почти на нет. Об это мы узнали из писем Ишханьяна, представителя дашнаков в Азербайджане, адресованных центральному комитету партии в Париже.

Второй причиной, почему ОГПУ воздерживалось от работы против турок, было желание создать в Константинополе базу для работы на всем Ближнем Востоке. Трилиссер считал, что если не трогать турок, а вести работу на территории других держав, то турки будут смотреть на эту работу сквозь пальцы. Такую жертву следовало принести, чтобы иметь возможность беспрепятственно вести работу в Сирии, Палестине, Египте и т. д.

Дружеское отношение к Турции, однако, не мешало специальному отделу ОГПУ в Москве перехватывать и расшифровывать турецкие телеграммы. Так, например, во время войны между афганским эмиром Амануллой и Бачаи-Сакао ОГПУ имело все телеграммы, посылавшиеся турецким и персидским посольствами в Кабуле своим министрам, и ответы министров. Следует, кстати, отметить, что именно этим способом советское правительство узнало о намерении турок и персов начать переговоры с Бачаи-Сакао о его признании и затем само начало вести двусмысленную политику по отношению к Аманулле.

Вследствие указанных соображений ОГПУ до 1928 года не имело своего представителя в Ангоре. В 1928 году пришлось его назначить, потому что часть иностранных миссий переехала из Константинополя в Ангору. Первым легальным представителем в Турции был Илья Герт, проработавший в Ангоре до конца 1928 года, а затем нелегально отправленный в Китай.

С 1928 года в Турции, как и в других странах, ОГПУ решило перейти на методы нелегальной работы. Для начала послали человека в Константинополь с поручением организовать «прикрытие» и облегчить приезд дальнейших работников ОГПУ. В начале 1928 года в Константинополь выехал сотрудник иностранного отдела, родственник по жене Логинова, помощника Трилиссера. С Москвой он переписывался под кличкой Рид через легального резидента при советском консульстве.

Приехав в Турцию, Рид открыл сперва самостоятельное комиссионное бюро в Константинополе, а затем присоединился в качестве компаньона к одной немецкой конторе. Так как Рид хорошо говорит по-английски, то его снабдили американским паспортом, взятым из «лаборатории» Коминтерна. В одном из своих донесений осенью 1929 года Рид писал, что прекрасно устроился и настолько американизировался, что считается своим человеком в американской колонии Стамбула и еженедельно участвует в устраиваемых американцами обедах. Тут же он сообщал, что по американским законам каждый американский гражданин должен в течение пяти лет хоть один раз возвратиться в Америку, а так как по его паспорту значится, что он уже четыре года пребывает за границей, то Рид для возобновления паспорта просит разрешения выехать в Америку. Этой поездкой он, кстати, надеется добиться представительства некоторых американских фирм и окончательно закрепить свое положение в Турции. Поездка Риду была разрешена. Он благополучно сьездил в Америку и вернулся в Турцию в ноябре 1929 года, привезя с собой представительство некоторых военных и авиационных заводов Америки. С этими рекомендациями Рид до сих пор путешествует по Балканским странам якобы для получения заказов, на самом же деле вербуя агентов и собирая сведения.

В середине 1928 года в Турцию был командирован Яков Блюмкин. Бывший левый эсер, прославившийся в 1918 году убийством германского посла в Москве графа Мирбаха, Блюмкин был в своем роде знаменитостью. Среди членов коллегии ОГПУ он пользовался большим влиянием благодаря своей успешной деятельности в Монголии. В Константинополь его отправили с большими полномочиями и поручением организовать нелегальную агентуру в Сирии, Палестине, Геджасе и Египте. В виде аванса ему было выдано на руки 25 тысяч долларов. Поехал он в Турцию по фальшивому персидскому паспорту, под фамилией Султан-заде.

Блюмкин путешествовал по восточным странам до июня 1929 года и вернулся в Москву. Что он делал на Ближнем Востоке, никто из сотрудников иностранного отдела не знал, так как он переписывался непосредственно с Трилиссером (каждый резидент имеет право особо серьезные и важные донесения адресовать непосредственно начальнику иностранного отдела, и эти донесения не всегда попадают в аппарат отдела)… Блюмкина встретили с большим почетом. В его распоряжение предоставили автомобиль, и беседы он вел только с начальниками отделов ОГПУ. Сам Менжинский пожелал выслушать его и пригласил на обед. Блюмкин в то же время сделал доклад о положении на Ближнем Востоке некоторым членам Центрального Комитета, причем особенно интересовался его работой секретарь Коминтерна Молотов.

Наконец, после торжественных и лестных приемов, Блюмкину было предложено вернуться на Ближний Восток и провести в жизнь все намеченные им планы. Планы же эти заключались в следующем: в каждой из стран Ближнего Востока посадить резидента ОГПУ, а в Константинополе и Египте старших резидентов, которые в то же время были бы его заместителями. Сам же Блюмкин будет разъезжать по всем этим странам, контролировать и направлять работу резидентов и выискивать новые возможности.

Блюмкин так размечтался, что предлагал включить в сферу своей деятельности и Ирак, и Персию, и Индию. Трилиссер соглашался. Блюмкину тогда вообще ни в чем не отказывали и возлагали на него громадные надежды.

Однако угар триумфа прошел. Блюмкин начал подбирать сотрудников для стран, в которых должен был работать. И тут, естественно, ему пришлось связаться с аппаратом иностранного отдела.

Среди рядовых сотрудников иностранного отдела Блюмкин пользовался неважной репутацией. Правда, все признавали его ум и энергию, но зато все знали его как большого хвастуна, краснобая и любителя приврать.

Явившись в восточный сектор, Блюмкин рассказал, что он побывал в Бейруте, Дамаске, Яффе, Александрии и Каире, и показал фотографии, изображавшие его в Яффе с известными евреями и в Египте у пирамид. Однако на требования рассказать подробно о сделанной работе он от ответов уклонялся, ссылаясь на то, что уже сделал подробный доклад Трилиссеру.

Заметив, что я не особенно доверяю его рассказам, Блюмкин решил, что называется, подкупить меня. Он сказал, что Трилиссер поручил ему выбрать лучших сотрудников, если я согласен работать с ним, то он с удовольствием возьмет меня в Константинополь на должность своего заместителя. Я ответил, что никогда никуда не прошусь и что мое назначение зависит от Трилиссера. Через несколько дней Трилиссер сам повторил предложение в присутствии Блюмкина. Я заметил, что мне, как армянину, вряд ли удобно ехать в Турцию, и напомнил, что мне уже однажды было отказано в такой поездке. Трилиссер сказал, что подумает, но на следующий день опять вызвал меня и уже наедине сказал, что, детально ознакомившись с докладами Блюмкина и не особенно им доверяя, он просит меня поехать, чтобы прибрать к рукам всю работу, сделанную Блюмкиным на Востоке, а затем он Блюмкина отзовет и руководителем работы останусь я. Я дал согласие.