Читать книгу "Венец всевластия - Нина Соротокина"

Ким задвинул опасную тему на задворки сознания и вернулся к путеводителю. На глянцевых страницах сыскался вдруг Дмитрий Шемяка — похоронен в Юрьевом монастыре, и скорбный образ замученного Кассиана. Имелось описание монастырей: Хутынского Спасо-Преображенского и Вяжищского на пятнадцать монахинь. О Детовом монастыре не было сказано ни слова. Это и понятно. Галина Ивановна совершенно определенно говорила — монастырь маленький, его только местные знают.

А Старая Русса, оказывается, старше Москвы. Вот еще… там на реке Перерытице (хорошее прозвание!) до сих пор стоит дом Достоевского — «единственная недвижимая собственность писателя». Эта информация обрадовала Кима. Даже разнесенное во времени соседство отца с писателем было приятным. Листая глянцевые страницы Ким уже откровенно издевался над собой… Все-таки он сильно похож на мать, у него генетическая любовь к памятным местам и чужим могилам. Аракчеев откуда-то вылез. Сей мрачный генерал сделал Старую Руссу центром военных поселений. Такому соседству уже не обрадуешься.

Ким решил вначале поехать в Новгород, а до Старой Руссы добираться автобусом. Там расстояния-то всего — девяносто три километра. По Великому Новгороду обязательно надо побродить. Этого требовали условия игры, которые навязывал оставленный отцом роман.

Вышел из дому бесснежной осенью, а в поезд сел зимой. Климат сейчас барахлит, ноябрь стал вполне зимним месяцем. Первый снег сделал окрестный пейзаж чистым и прибранным. В соответствии с пейзажем за окном мысли Кима приняли тоже опрятный и возвышенный характер. Чего он, собственно, боится? Если отец живет при монастыре, значит, во всяком случае, не похож на бомжа — одет, отмыт, накормлен. Фантастическая экзотика — иметь отцом монаха! В рясе он и для матери не опасен. Мать хоть и атеистка, к вере относится с большим уважением. Не исключено, что она бы даже одобрила желание отца податься в монахи. И под это дело даже простила бы ему все прежние подвиги.

Мужик на верхней полке как-то странно храпел — толчками, словно хотел приноровиться к перестуку колес. Ким встал и, словно ненароком, как будто поезд его качнул, ткнул мужика в плечо. Тот сразу перестал храпеть, с готовностью перевернулся на бок, но потом стал издавать звуки и вовсе невыносимые. Теперь он уже не храпел, а постанывал жалобно.

Ким попробовал представить, как произойдет его встреча с отцом. Вначале надо придумать какую-то декорацию — монастырские высокие стены, суровые соборы, клумбы с цветами, у монахов всегда обалденные цветы: гладиолусы, астры, георгины… Господи, какие астры, сейчас зима! Благостная декорация пропала, уступив место бескрайней, заснеженной равнине с останками сухого былья. И они вдвоем…Долго, долго идут друг к другу. Встретились. «Папа, я приехал. Ты меня не узнаешь?» Фу, глупость какая! Какой-такой «папа»? Он скажет: «Отец, нам пора познакомиться. Ты знаешь, я нашел твой роман». Потом они обнимутся. И отец ему скажет… Ким перебрал множество вариантов ответных слов. Ни один не подошел. Глупо все как-то словно в кино.

Ким открутил воображаемую сцену назад. В монастыре кроме отца и другие люди живут, и с ними тоже надо будет как-то общаться. Как им вообще такая мысль в голову пришла — запереть себя в монастырских стенах? Абсурд! Интересно, у них там телевизор есть? Должны же они знать, что в миру делается. Живут по кельям, встают в жуткую рань. В мыслях Кима монастырь уже принимал знакомые черты казармы, где каждый час жизни заранее расписан, а в столовой, называемой трапезной, по вечерам собираются монахи, чтобы посмотреть «Время» и обсудить международное положение.

Нет, пожалуй, в трапезной у них телевизора нет, а если и есть, то только у игумена. Он сам тайно его и смотрит. Например, эротические фильмы. Тьфу, дурь какая в голову лезет. Тебя, Ким Паулинов, пока в монахи никто не зовет. Ты для каждодневной, ежечасной молитвы пока не созрел и, похоже, никогда не созреешь. Это же так безумно скучно — с утра до вечера молиться! И так всю жизнь. Правда, они молятся за все человечество, и, надо думать, ответственность дает им силы жить. Но если по-простому подумать — на кой им все человечество?

Мужик на верхней полке храпел теперь уж вовсе неприлично, словно газы пускал. Ким встал, потряс мучителя за плечо, потом поднатужился и с силой перевернул его на живот. Мужик беззлобно выматерился, потряс спросонья головой и опять уснул. Храп его перешел в тихое сопение.

Вспомнилась присказка малахольного Никитона: «А я молюсь. Я у Бога счастья прошу, но только чтоб дал не деньгами». Еще есть такое слово — послушание. Что тебе назначат делать с утра, то и делаешь. Никакой свободы воли! От хорошей жизни в монастырь не идут. Каждый пришел в обитель со своей бедой, а лучшего лечения, чем трудная физическая работа, пока не придумали. А какое у него, у Кима, послушание? Нет ответа. С этими мыслями он и заснул.

Великий Новгород оправдал Кимовы ожидания. Как у них на окраинах, мы не знаем, но центр был благороден. Можно сказать — город безупречного вкуса. Кремлевские стены, соборы, земляной вал, торговые ряды — во всем угадывалась подлинная, неподдельная старина. Даже в запорошенных снегом липах виделось что-то вечное. Но, с другой стороны — какая к чертям собачьим — неподдельная, если через Новгород два года шла линия обороны. Ведь камня на камне не осталась, это все знают. Вся эта старина построена заново, но сделано это, сознаемся, ребята, с хорошим вкусом и уважением к древности.

Ким решил провести день с толком. Обежал с десяток церквей, поболтался в Кремле, и даже зашел в местный музей. Сюда он заглянул с единой целью, расспросить экскурсовода про Детов монастырь. Девушка-гид, хорошенькая и важная, очень толково рассказывала про историю, подкрепляя материал древними экспонатами, которыми были буквально забиты витрины. Внимание Кима привлекла небольшая картинка. На ней доморощенный художник изобразил двух плавающих в реке мужиков. Ну, решили они искупнуться в жаркий день, и за это их в музей на стенку вешать?

Гидша уловила заинтересованность Кима и тут же с готовностью сообщила, что мужики отнюдь не плавают, а тонут. Оказывается, картинка изображает казнь двух стригольников в Пскове. Девица говорила об этом происшествии с гордостью. Понятное дело, гордилась она не тем, что в таком-то далеком году потопили двух несчастных, а тем, что картинка есть редкий и безусловный документ эпохи. О стригольниках Ким что-то смутно помнил, где-то отец о них писал. Гидша не заставила его трудить память. Тут же сама с готовностью все объяснила. Стригольники, таинственная секта, которая не признавала ортодоксальную греческую церковь.

Секта не вызвала особого интереса у публики. Всех гораздо больше заинтересовал букетик цветов, сплетенный из человеческих волос. Никто и представить себе не мог, что волосы имеют столько самых разнообразных оттенков. Красивый был букет, что и говорить, но чем-то все-таки неприятен. Все равно, что из обрезков ногтей делать панно под перламутр.

Как только экскурсия кончилась, Ким задал гидше свой главный вопрос. Она очень удивилась. Какой-такой Детов монастырь? Кажется, чего особенного — не знаешь, ну и дело с концом. А девица пошла пятнами от возбуждения, потому что, видите ли, здесь затрагивалась ее профессиональная гордость. Она точно знает, что такого монастыря нет! И не настаивайте, молодой человек! Она сама была в Старой Руссе сколько-то там лет назад и великолепно знает окрестности этого «славного русского города». Детова монастыря вблизи Старой Руссы нет и быть не может.