Читать книгу "Секрет покойника - Том Харпер"

— Давай! — крикнул ей Майкл. Эбби со всей силы надавила на раму. Та заскрежетала, но с места не сдвинулась. Замки крепко держали ее на месте. Человек за дверью остановился и постучал.

— У вас все в порядке? Может, вам нужен другой размер?

Наверно, это продавщица, хотя через дверь понять трудно.

— Все в порядке, — крикнула Эбби. — Просто я никак не могу решить, идет мне или нет.

— Если вам что-то надо, говорите.

Не слышно, чтобы кто-то спустился вниз.

Наконец до Майкла дошло, что происходит.

— Так ты сделала снимки? Бросай мне карту.

Эбби сделала глубокий вдох. Решайся. Она не раз попадала в ситуации, вроде этой, причем в самых разных — и далеко не лучших — точках мира. Ей хорошо было знакомо это искушение: может, подождать еще пару секунд? Вдруг на самом деле все не так страшно, как ей кажется?

Нет, конечно, секунды можно растянуть в минуты, а если получится, даже в часы. Собственную нерешительность всегда можно оправдать надеждой и так дотянуть до того момента, когда это будет стоить вам жизни.

Эбби схватила за ножку табурет и, размахнувшись, ударила им по окну. В следующую секунду сработала сигнализация. Черт, как она об этом не подумала? Дверь сначала задребезжала, как будто с той стороны кто-то дернул ее за ручку, а потом вздрогнула, когда по дереву застучали чьи-то кулаки.

Окно же осталось цело. Зато плечо тотчас напомнило о себе адской болью. Эбби уставилась на табурет. Толку от него, как от зубочистки. Стук в дверь превратился в настоящую канонаду. Похоже, там, за дверью, не один человек. Хлипкая задвижка продержится самое большее еще пару-тройку секунд.

Похоже, даже Майкл услышал этот грохот.

— Кидай карту! — крикнул он снова. Эбби вытащила из лифчика карту памяти, просунула руку под оконную раму и бросила. На какой-то миг она испугалась, что не докинула, что легкая карта упадет куда-нибудь на скат крыши и застрянет между черепицей. Но нет, карта перелетела через край крыши. Майкл протянул руку и поймал ее на лету. А когда поймал — вскинул руку, не то в знак победы, не то в знак прощания.

Наконец задвижка не выдержала. Дверь с грохотом распахнулась. Внутрь ворвался мужчина в черной флисовой куртке и схватил Эбби за руки. Марк наблюдал эту сцену из коридора. Откуда-то снизу доносились возмущенные крики владелицы магазины.

Эбби напоследок бросила взгляд в окно. Двор был пуст.

Глава 40

Никомедия, 22 мая 337 года

Два часа назад мир изменился. Флавий Урс, Флавий Медведь, сын варвара, который дослужился до командующего армиями, вышел из зала, в котором лежал Константин, чтобы подтвердить то, что уже было известно каждому. Август умер. Его тело перенесли в подвал, самое прохладное помещение, где им займутся устроители похорон. Во всей империи найдется не так уж много тех, кто помнит, когда в последний раз Август умирал собственной смертью. Это все равно что, проснувшись однажды утром, обнаружить, что солнце так и не встало. И что теперь делать?

Лично я знаю, что мне делать: бежать в конюшни, потребовать себе самую быструю лошадь и скакать во весь дух, пока не доберусь до моей виллы на Балканах. Но это невозможно, да и неразумно. Ахирон со всех сторон взят в кольцо. Стражники зорко следят за каждой дверью, за каждым окном. Любой, кто шагает слишком быстро, любой, у кого слишком радостный вид, любой, кто пытается покинуть виллу, тотчас попадает под подозрение.

В лихорадочной духоте виллы слухи множатся и роятся как мухи. Константину шестьдесят пять, но еще десять дней назад он не жаловался на здоровье. Так что, скорее всего, умер он не своей смертью.

Дверь распахивается. На пороге — Флавий Урс. Сегодня он здесь самый занятой человек.

— Я так и думал, что найду тебя здесь.

— Если я могу чем-то помочь…

— Подожди здесь. Нам, возможно, понадобится твоя помощь, чтобы уладить дела со старой гвардией.

Сказав эти слова, он вновь оставляет меня одного, а сам идет в парадный зал, где уже собралось высшее армейское командование. Независимо от того, что написал в своем завещании Константин, именно эти люди будут решать судьбу его наследства. На протяжении вот уже нескольких поколений империя практиковала варварский вариант меритократии, когда любой мужчина, независимо от происхождения, при желании мог возвыситься до командования армией — был бы талант и сила воли. А отсюда рукой подать до императорского венца. Диоклетиан командовал личной императорской гвардией до того дня, когда тот, кого он охранял, получил в спину кинжал. Удар, унесший жизнь императора, не стал ударом по карьере самого Диоклетиана, наоборот, возвел его на трон. Отец самого Константина начинал как рядовой легионер. Когда же Диоклетиан провозгласил его своим преемником, Констанций уже был главой его штаба.

Мне вспоминаются слова, сказанные Констанцианой в ту ночь во дворце. Поговаривали, будто он хотел возвысить тебя до Цезаря, но тут Фауста, словно свиноматка, начала производить на свет сыновей. Так возвысил бы или нет? Может, это я теперь лежал бы в подвале, а мои кишки были бы подвешены на крюк, а мои генералы и придворные пытались бы представить, как им жить без меня дальше.

Я мысленно рисую себе такую картину: империя предстает на ней городом за высокими стенами, построенным на спине у хищного, кровожадного чудовища. Константин отсек ему лишние головы, усмирил, заковал в цепи и, отправив на пастбище, заставил питаться травой. Но вот теперь Константина нет, и головы начинают отрастать снова. Поначалу медленно, пробуя силу клыков и когтей, восстанавливая старые замашки. Еще немного — и чудовище войдет во вкус своей прежней силы. Они начнут с убийств, а кончат войной. Высоко в небе собираются облака, как будто само солнце, в своей скорби, пытается отгородиться от мира. Нет слов, способных описать то, что я чувствую. Нет, не уныние, не гнев — пустоту.

Мысли переносят меня в другое место, в другой дворец, в дни после другой смерти.

Милан, июль 326 года, одиннадцать лет назад

К тому времени, как я вернулся из Пулы, двор уже покинул Аквилею и взял путь в Милан. Я присоединюсь к ним там — я обязан доложить, что выполнил поручение. Впрочем, я предпочел бы оказаться где-нибудь в другом месте. Вина давит на меня, словно мельничные жернова, выжимая из меня жизнь. Я ничего не ем. Я все время молчу. По ночам я часами не могу уснуть, а стоит мне провалиться в сон, как я тотчас просыпаюсь от одолевающих меня кошмаров. Увы, на этом мои беды не заканчиваются.

Впервые в жизни Константин вынуждает меня ждать. Я меряю шагами унылую комнату, расположенную высоко над главным двором. С потолка мне на голову падает кусок штукатурки. Половина комнат во дворце не пригодна для проживания. Большая часть оставшихся затянуты холстом, прячущим от глаз повреждения или картины, которые способны оскорбить или расстроить императорский взор. Все здание, словно гнилью, пропитано историей. Построил его старый Максимиан — этакое раздутое воплощение его уродливых фантазий. Именно здесь произошла встреча Константина с Лицинием, — когда я, Константин Август, и я, Лициний Август, к обоюдной радости встретились в Милане и рассмотрели все дела, касающиеся общественного блага… — именно здесь Константин сделал судьбоносное заявление о религиозной поддержке христиан, именно здесь он выдал свою сестру Констанциану замуж за человека, которого впоследствии казнил.