Читать книгу "Оппозиция. Выбор есть - Сергей Кара-Мурза"

Тезис Маркса, что никакая формация не уступает места другой, если не исчерпала своих возможностей для развития производительных сил, приложим лишь к процессу смены формаций Запада. Переход к социализму в крестьянской России (Китае, Вьетнаме и т.д.) был не «прыжком через капитализм», а его оттеснением. Эти страны пытались миновать капитализм. Они его и миновали, теперь уже нельзя строить капитализм, имея на Земле агрессивную цивилизацию (Запад). Запад заинтересован в том, чтобы превратить все лежащее за его пределами мировое пространство в зону «дополняющей экономики». Это не капитализм, а особая формация, периферия «золотого миллиарда», не имеющая уже возможности развития своего капитализма.

Начиная середины ХХ века единственный путь не превратиться в «дополняющее пространство» заключается в нахождении и защите приемлемого для собственной культуры проекта социализма. При этом использование многих институтов и технологий, созданных капитализмом, не меняет дела. Речь идет о двух разных «генотипах», так что переход «социализм-капитализм» есть глубокая мутация. Пока что не было и обратной мутации (не считая фашизма), перехода «капитализм—социализм», хотя социал-демократические режимы Запада с успехом восприняли многие институты и технологии социализма. Иные марксисты даже назовут такой строй «более правильным социализмом», нежели советский. Возникла категория обществ, подобных гермафродитам – по их «вторичным» признакам нельзя определить, являются ли они в сущности капитализмом или социализмом (например, Тайвань). Тут нужно что-то вроде «хромосомного анализа».

Чтобы не впадать в спор о понятиях, ограничим предмет. Поскольку «перескочить» в капитализм России не удастся, несмотря на попытку калечащей искусственной мутации, мы будем говорить именно о нас – о социализме в стране, избежавшей «кавдинских ущелий» капитализма, когда развитие «своего» капитализма было еще возможным.

Тем не менее, и в тезисе Маркса, и в критике советского строя и марксистами (например, Троцким) и «демократами» есть рациональное зерно. Общество, не «хлебнувшее» достаточную порцию капитализма, оказывается хрупким. Массовое сознание в нем слишком «алогично», а государство не имеет поддержки не только гражданского общества, но и стабилизирующего фактора в виде осознаваемых материальных интересов. Тот подрыв гегемонии государства, что был легко проведен в советском обществе, был бы немыслим в обществе рационально мыслящих индивидов.

Из этого вытекает, что наш кризис будет не напрасен, если мы сумеем из ядовитого «глотка капитализма» впитать фрагменты «генов», нужных для жизни в современном мире. Поясню на двух пунктах. Крестьянский общинный коммунизм, послуживший культурной матрицей советского строя, блокировал освоение нами многих интеллектуальных технологий, которыми владеет средний индивид Запада. Освоение таких технологий было возложено на «начальство». В этом смысле мы впрямь были иждивенцами. Мы были готовы самоотверженно трудиться, но ряд гражданских функций возложили на сословие начальников, полагая, что те порадеют и о нас позаботятся. Упомяну функцию блюсти свой интерес и бороться против всяких изменений, ведущих к его ущемлению. Умение считать и блюсти свой интерес – типично буржуазная ценность. Россия ее освоить не успела и поплатилась, но шанс наверстать упущенное нам дан сегодня.

Понятно, что общество из таких людей уязвимо. Как только исчезает очевидный для всех сплачивающий «вызов» (в виде внешней угрозы, необходимости форсированного развития и т.п.), у граждан закрадывается подозрение, что начальники радеют недостаточно. Или, что еще хуже, слишком радеют о себе. Оснований для таких подозрений всегда достаточно, да их еще можно и преувеличить в сознании. Такой скрытый конфликт развивается по механизму самоускорения, и вскоре дает уже и сословию начальников оправдание для разрыва с обидевшими его своими подозрениями «баранами». Такое квази-сословное общество в условиях городской культуры выжить не может. Самомнение лучше взрастает в отдельных квартирах.

Второе свойство «избыточно общинного» общества – инфантилизация сознания в благополучный период жизни. Люди отучаются ценить блага, созданные предыдущими поколениями, рассматривают эти блага как неуничтожаемые, «данные свыше». Общество подчиняется правящей клике как капризный ребенок умелым родителям. В то же время, относясь к государству как капризный ребенок к родителям, граждане растравляют свои претензии к государству. По мере расхождения этих претензий с реальностью, широкие слои граждан начинают культивировать неадекватные обиды, резко облегчающие подрыв государства.

Инфантильное сознание вытесняет правовое сознание, свойственное зрелой ответственной личности. Как только государство, выходя из мобилизационного состояния, становится более терпимым, начинается криминализация установок и поведения значительной части общества. Если к тому же возникает экономический кризис, вовлечение граждан (особенно молодежи) в преступную деятельность становится массовым и морально почти оправданным. Криминальный уклад начинает воспроизводиться и расти, как раковая опухоль. Эти слабые места советского социализма, через которые в общество проникали болезни, мы имели возможность изучить почти в эксперименте за последнее десятилетие.

Вернемся к главным признакам «возможного у нас» социализма. Повторю, что это – «социализм не от хорошей жизни», это движение по трудной тропе, которая дает шанс уйти от врага, грозящего геноцидом. Трудности тропы возросли из-за ликвидации СССР и «лагеря социализма», десятилетнего разграбления хозяйства и деградации многих сторон жизни страны. Но если полученные уроки пойдут впрок, мы выйдем из кризиса как обновленное общество, освободившееся от множества идолов и догм. Такое общество будет внутренне стабилизировано жесткими, испытанными на собственной шкуре дилеммами, значит, может расширить диапазон свобод, и удешевить поддержание лояльности.

Прежде всего скажу о том ядре культурного основания общества, об антропологии. В России не произошло, как надеялись «архитекторы», варианта Реформации и не возникло «свободного индивида». Человек сохранил органический (общинный) тип солидарности. Это не хорошо и не плохо, это факт. Из этого вытекает много следствий. Антропология – фактор фундаментальный, ее действие носит «молекулярный» характер, его нельзя преодолеть идеологическими ухищрениями, реформами «вертикали власти» и даже репрессиями. Входя одновременно и в базис, и в надстройку общества, представление о человеке «переваривает» элементы идеологии и институты, наполняет их новым содержанием.

Повторю очевидное: сохранение бытия России как традиционного общества, главным критерием отнесения к которому и является антропология, вовсе не служит препятствием к быстрой модернизации и переносу (с необходимой адаптацией) многих западных институтов и технологий. Что же, должно будет измениться в нашем социализме после «глотка капитализма»? Вот как я это вижу.

В обозримый период не произойдет реставрации государственной власти соборного и самодержавного (советского) типа. В обществе созрел и обрел язык раскол по многим линиям раздела, который делает невозможным действие власти соборного типа, принимающей крупные решения через консенсус.