Читать книгу "Дом образцового содержания - Григорий Ряжский"

– А как вы думали, голубчик? – пожала она плечами, обращаясь к следователю. – Это же было дано Семе от всей души, лучшее из лучшего. Так и должно быть, молодой человек, пусть это вас не удивляет. Сема заслужил это, как никто.

Встала, поклонилась и пошла вон из кабинета, держа спину прямо.

«На Раневскую похожа, – подумал следак, провожая старуху до двери, – на артистку. Та похоже говорила и глазами делала…»

Этим же вечером Роза Марковна, шутя, поведала, как удивился следователь тому, что не окочурилась бабуська, узнав про обладание долларовыми миллионами.

– А что, – поинтересовался Митька, – эксперт суммой поделился?

– Ну да, Митенька, – отозвалась прабабка, – акт предъявили искусствоведческой экспертизы. Пишут, десятки миллионов валюты стоит один только Пикассо. И Шагал, если бы достоверно подлинность подтвердилась, то и он мог так же оцениваться, таким же порядком.

Правнук ничего не ответил. Он решил тогда, что про Варьку чапайкинскую все же расскажет, а заодно задаст и Стефану деликатный вопрос. Вопрос этот откуда-то снизу подкатил к самому горлу, неудобным комком, пережав дыхание и перебив другие мысли.

Про Бероеву Стефан выслушал и ничего не сказал. Ему надлежало очень подумать. Про Таиланд Митька тоже знал, докатилось до Мирских от следствия, а теперь от него об этом узнал и Томский.

– Когда она обратно? – справился он у Академика, думая уже о другом.

– Дедка ее говорил бабуле моей, дней через десять будет, – пожал плечами Митька. – Думаешь, стукнет?

– Раньше думать надо было, – с неприязнью отозвался Стефан, – когда драл ее, как шлюху, а потом бросил, как использованную тряпку.

– А что, жениться надо было? – огрызнулся Митька, удивившись своей же реакции на слова Стефана. – Она сучка натуральная, вон дедка своего так и мечтает урыть. И урыла, если б умела.

– Ладно, – прекратил дискуссию Стефан. – Время есть. Приедет – решим с ней, – и глянул на Академика внимательней, чем до этого смотрел.

Мирский взгляд этот отметил про себя, и отчего-то ему вдруг стало холодно. Он подумал и сказал:

– И вот еще, Стефан. Я, пожалуй, должок сам закрою. Думаю, до конца месяца, что измайловские дали, картинки эти пристрою. Без особого труда. Сам… – и глянул на Томского вопросительно. Тот молчал, слушая Митьку. – Двушник отдам: хочешь через тебя, хочешь напрямую, как скажешь. Но я, знаешь, подумал, не фартово выйдет. Эксперт написал, обе лимонов так на семьдесят тянут, не меньше. Так что, согласись, херня получается полная, а не расчет, да?

Стефан в лице не изменился. Он просто пожал плечами и ответил:

– Митенька, ты сам своей жизни хозяин. Я одного хочу лишь, чтобы ты был счастлив и жив, потому что я тебя люблю, как сына. А насчет лавэ не бери в голову, есть купец – работай, мне чужого не надо, тем более семейного, – он сделал озабоченное выражение лица. – Только смотри, Митька, помни – времени у нас до конца месяца. Дальше – помнишь? Труба!

– Помню, Стефан, – Мирский-младший кивнул на прощание и резко ушел не оборачиваясь. Как он будет продавать картины – понятия не имел. Но по-любому такая неизвестность была все же лучше, чем сучья определенность.

Стефан закрыл за ним дверь, в легкой задумчивости пожевал губами, затем взял трубку и набрал номер. Тот же самый…

Звонок, которого Митька и ждал, и не ждал, раздался на третий день после того, как он твердо решил пристроить украденную у себя живопись собственными силами. К этому дню обида на Стефана была все еще сильней, чем упреждающий сигнал от разума. Главное, что не понравилось ему в разговоре с Томским это то, что Стефан даже не подумал придумать подходящее объяснение прошлым раскладам насчет картинок, в смысле, по бабкам. Он просто принял к сведению услышанное и легко согласился на Митькин вариант. Это и было подозрительным. Сначала Митьке показалось, что сыграла роль встречная обида, что, мол, не доверяешь, пацан, ну и катись отсюда, скатертью дорога. Но сами глаза-то Стефановы в обидку не отъехали: это тоже было видно, он хорошо про это знал. Другое там было в них, нехорошее какое-то, неласковое. Тайно Митька надеялся, что передумает Стефан, не то чтобы повинится в приготовленном им кидняке, но попробует как-то сгладить проскочившую между ними неясную затыку, переведет дело в шутку или же уведет саму тему в неожиданный край, о каком молодой Мирский и знать не подозревал, но готов бы поучиться, да забыть нелепую обиду. Однако ничего такого не происходило: ни в ту сторону, ни в другую. Сам он, как обычно, был на связи, но его пока не хотели, телефон молчал, по крайней мере, от Стефана никто не сигналил, как бывало раньше.

С купцом он решил пару-тройку дней повременить, пока не закроет взятый в отношениях со Стефаном тайм-аут. После этого, подумал, буду действовать: пусть за столько засажу, как и Стефан давал, но – сам, по доброй воле, поэтому и не останусь в лохах до конца жизни.

В тот день он лег поздно, около двух, и еще какое-то время не мог провалиться в сон, перебирая варианты со Стефаном.

«Зачем же ему так было надо? – думал Мирский, ворочаясь с боку на бок. – Ведь если бабки такие, всем бы хватило, на жизнь вперед, да не на одну жизнь-то, на сто жизней, твою мать…»

Звонок разбудил его, когда за окном было уже светло, как бывает в полный разгар дня. На том конце была бабуля.

– Митенька, – вкрадчивым голосом сказала она, – ты меня ради бога извини, если я тебя разбудила, но мне необходимо сказать тебе нечто весьма важное.

Митька протер глаза и встряхнул головой, сгоняя остатки сна:

– Да ты чего, бабуль, какой там разбудила – день-деньской уж на дворе, все нормально.

– Спасибо, миленький, – вежливо поблагодарила Роза Марковна правнука за разрешение поговорить и продолжила: – Понимаешь, Митя, звонили с киностудии нам домой, тебя искали очень… – Митька слегка напрягся и приподнялся на руке. – Сказали, будут кино с тобой делать, про нашу семью про всю, про прадедушку, про домик наш, про картиночки, про все, все, одним словом… – Митька слушал, мало чего понимая, думая, что, возможно, у бабули слегка поехала крыша. Но это же его и удивило, поскольку надежно знал про нее – голова у Розы Марковны – поди другую такую сыщи… – Так вот, золотой мой, на заглавную роль, чтоб меня сыграть в молодости, хотят Юлечку Стукалину звать, маму твою, а самого тебя будет Виленька играть, отец.

– Почему так? – удивился Митька. – С какой еще стати?

Роза Марковна замялась:

– Видишь ли, родной, бухгалтерша оттуда звонила и призналась по секрету, что ты у них в черном списке состоишь, как начальник по сборам и налоговой политике всей их студии. Поэтому они боятся, что ругаться станешь, пока снимать будут про нас, и сорвешь им весь финансовый план. Хотя, с другой стороны, просила рецепт «наполеона» факсом выслать, а то вафельный замучил их, покупной, типа «Рот-Фронт». Есть у нас факс-то на Можайке?

– Ч-черт! – выругался Митька. – Ерунда какая-то! При чем здесь я-то вообще?