Читать книгу "Нульт - Константин Аникин"

Чтобы осуществить эту задумку, Вайзману пришлось изрядно потрудиться. Около года у него ушло на программирование и на аппаратное воплощение своего алгоритма. Аркаду пришлось серьезно модернизировать – обсчет игровой стратегии осуществляли 64 запараллеленных восьмибитовых процессора – по одному на каждую клеточку решетки.

И вот настал тот великий момент, когда Иосиф запустил И-Пакмана (так он называл новую версию игры). Он предвкушал великую битву света и тьмы. Спустя пару часов он признал, что «И» в данном случае означает «идиот». Пакман вел себя до крайности тупо – на это нельзя было смотреть без слез. Это мало отличалось от того, если бы им управлял обычный генератор случайных чисел; И-Пакману не удавалось выжить в лабиринте и нескольких секунд. У Иосифа руки чесались взяться за джойстик и помочь бедолаге. База стратегий непрерывно росла, но прогресса не наблюдалось. Несколько месяцев Иосиф честно наблюдал за этим новым избиением младенцев, потом ему надоело. Он практически разуверился в успехе, но все же выключить автомат у него не поднялась рука. Кто знает, может, И-Пакману требовалось гораздо больше времени, чем он думал? Поэтому Иосиф всего лишь отключил звук и экран и задвинул автомат подальше, чтоб под ногами не путался. И вскоре совсем забыл о нем, потому что Воркуйск-8 начал терроризировать Человек-Паук.

Когда Вайзман ушел в болото, он решил больше никогда не вмешиваться в мирские дела. Он попытался изменить этот поганый мир, но он оказался слишком слаб – этот поганый мир подмял его под себя. А раз так, ничего не оставалось, кроме как самоустраниться. Но чем больше Вайзман следил за историей с Пауком, тем больше росло его беспокойство. Он быстро понял, что это не обычный отморозок. Союз уже дышал на ладан, все было предрешено, и Вайзману казалось, что появление Человека-Паука связано с этим. Что в этом безумце сосредоточилось все зло советский эпохи, что это удар хаоса, нарушающий равновесие мировых сил, что это что-то абсолютно нечеловеческое. Вайзман почувствовал, что обязан вмешаться. И он нарушил принцип беспорочности.

Так началось это незримое противостояние, растянувшееся на несколько лет. Вайзман забыл обо всем – он думал только о Человеке-Пауке. Он сидел в болотной глуши и с утра до вечера гадал и гадал, пытаясь при помощи И-цзин залезть в голову этому чудовищу. Но в этой голове явно все было как-то по-другому. Обычные подходы не работали. Может, это и будет пустое бахвальство, недостойное благородного мужа, но Иосиф считал, что кое-что понимает в И-цзин. Может, он не в силах отыскать Формулу Перемен, но в делах житейских, мирских он при помощи Книги ориентировался безошибочно. А здесь он словно бился головой о стену – ему даже близко не удавалась предугадать действия Человека-Паука. Женщины продолжали гибнуть, и каждый раз это были такие красавицы, что сердце замирало, когда Иосиф видел очередную фотографию в траурной рамке. Каждая новая смерть лишала Иосифа сил. Он все глубже и глубже тонул в депрессии, тяжело переживая свое бессилие. Вайзман забывал о еде и пугался собственного отражения. Он думал только о Пауке. Ему начинало казаться, что он сходит с ума.

В голову Вайзмана лезли крамольные мысли – может, его враг тоже пользуется И-цзин? Как иначе он мог так все тщательно рассчитывать? Всегда никаких следов, никаких свидетелей, ни единой зацепки. Иосиф гнал от себя эти мысли – он верил, что Книга не работает для тех, у кого зло на уме. Все, что она может сделать в таком случае, – подтолкнуть в пропасть. Нет, не может быть, думал он. Это просто инстинкт. Нечеловеческий, звериный инстинкт.

Озарение пришло, когда Иосиф меланхолично наблюдал, как паук латает паутину после дождя. Раньше он исходил из гипотезы, что Человек-Паук не может себя полностью контролировать, что его заставляют убивать какие-то случайные импульсы из среды, и пытался вычленить эти факторы. Он был не прав. Не хаос двигал Человеком-Пауком, наоборот, он сам мог манипулировать хаосом. Это был гениальный манипулятор, он мог предвидеть, предвидеть без Книги, такова была оборотная сторона его сумасшествия. Довольно часто, незадолго до смерти, в жизни его жертв происходили разные труднообъяснимые и, казалось, совершенно не связанные между собой совпадения. Телефонные звонки. Неожиданные находки. Странные встречи. Следствие не придавало этому особого значения – Человек-Паук убивал только красивых женщин, а у красивых женщин чрезвычайно насыщенная жизнь. Но это были не случайности, это Человек-Паук мастерски манипулировал жертвой на расстоянии. Он тщательно, не торопясь, плел свою сеть из хаоса повседневности. Вайзман смотрел на сверкающую в лучах солнца паутину, и там, в блестящих от влаги выделениях паутинных бородавок крестовика обыкновенного, он наконец увидел верную гексаграммную модель.

Иосиф предсказал время и место следующей атаки, а также вычислил приметы новой жертвы. Вайзман вознес молитву Небу и отправил в милицию анонимное письмо с инструкциями. На этот раз он не ошибся. В тот день Иосиф первый раз за время своей добровольной ссылки позволил себе напиться. Однако, когда он узнал детали операции, а потом поговорил с Книгой, его эйфория обернулась глубоким разочарованием в себе. Все было напрасно – Человек-Паук остался жив. Он засел под землей, в брошенных туннелях метро, он сидит там и ждет своего часа, как норный паук, упирающийся лапками в паутинную дверцу своей норки. Рано или поздно он снова окажется среди людей, и все начнется сначала. Иосиф винил в этом себя. Он думал, что опять, опять оказался слишком слаб. Ему не хватило духу взять все на себя и самому покончить с Пауком. Однако, когда он поделился этими мыслями с И-цзин, Книга ответила странное. Она сказала, что все правильно. Это не укладывалось у Иосифа в голове. Зачем этот выродок нужен Небу?

Когда Иосиф немного отошел от этой истории, он вспомнил про И-Пакмана. Он смахнул пыль с автомата, включил экран и обалдел. И-Пакман выигрывал. Боже, что он вытворял! Иосиф и не подозревал, что такое возможно. Ни одной ошибки. Ни одной потерянной жизни. Всегда максимальный результат. И-Пакман явно действовал на упреждение, призраки ничего не могли с ним поделать; если бы эти четверо разноцветных негодяев обладали разумом, то, наверное, удавились от бессилия. Иосиф зачарованно наблюдал, как И-Пакман щелкает уровень за уровнем. Наконец он вышел на последний, 256-й уровень. Этот уровень был с ошибкой, изображение на экране сбивалось, игровое поле превращалось в символьную мешанину – из-за этого игру было невозможно закончить, если только ты не был настолько крут, что мог играть вслепую. Но И-Пакману это ни капли не помешало. Что там происходило, Иосиф мог только догадываться, но через пару минут программа поздравила И-Пакмана с победой, и игра началась заново. Трудно сказать, сколько же раз за это время И-Пакман прошел игру – вся таблица рекордов давно была забита одним и тем же, максимально возможным результатом.

Сработало, потрясенно подумал Иосиф. Однако он недолго радовался – это не приблизило его к пониманию Ответа. За годы непрерывной беготни по лабиринту база стратегий И-Пакмана разрослась до огромных размеров – Иосиф там моментально потерялся. Она напоминала плотный комок спагетти, и распутывать этот клубок было одинаково сложно и бессмысленно – все равно Вайзман не мог придумать, как применить это знание за пределами лабиринта Пакмана. Все, что пока имел Иосиф, – единственный в мире автомат Пакмана, который побеждал сам себя. Потрясающе. Теперь он может утереть нос всем этим малолетним зазнайкам из Дворца пионеров. Можно, скажем, незаметно подменить автомат и потом все, что надо делать – гримасничать и дергать для виду джойстиком. Боже мой, о чем я думаю, прервал себя Вайзман. Он решил развеяться, заняться чем-нибудь попроще. Например, высчитать периодичность лягушачьих миграций, а то эти, спонтанные на вид, миграции превращались в реальную проблему для города. Пока Вайзман гулял по болоту и изучал поведение лягушек, И-Пакман продолжал играть и выигрывать. Время шло.