Читать книгу "Код Вавилона - Уве Шомбург"

Марвин сполз со стула и упал на колени. Он смиренно опустил голову.

— Святой отец, Преторианцы в своей вере неукоснительно держатся церкви. Никто, ну никто не сможет утверждать, что мы предаем нашу веру. Преторианцев, должно быть, оболгали.

Марвин пел песню о зависти, предательстве и заблуждениях.

— Если вы помните, святой отец, именно я понял опасность этих языческих писаний и поспешил в Рим, когда вы были еще префектом Конгрегации веры. Признаюсь, на тот момент было ошибкой — выражать желание Преторианцев о признании в качестве персональной прелатуры. Если у вас возникло впечатление, что я ставлю условия, то… — Марвин опустил голову еще ниже и тихо продолжил: — Брат Иероним мог тогда понять меня неправильно…

— Вот это вряд ли, — ответил папа.

— Да, но тем не менее ничто не может заменить личного разговора, поэтому я также благодарен Богу, что это все-таки свершилось.

Папа молчал, уставившись на темные волосы коленопреклоненного. Внезапно Марвин вскинул голову:

— Святой отец, Преторианцы нуждаются в помощи. Мы предаемся под вашу защиту, дабы произвол мирской юрисдикции не растерзал нас, верующих, которые только и думают что о защите Священного Писания, Слова Божия. Лжи не удастся разрушить истину Священного Писания.

— А вам известно, в чем ложь, а в чем истина?

— Я видел таблички своими глазами, я с ужасом держал их в руках. В них прочно въелся запах дьявола. Каждое слово там — диффамация, поношение нашего Священного Писания. Это правильно, что Ваше Святейшество хочет навеки их похоронить.

— Кто это сказал?

Глаза Марвина сверкнули. Он поднялся и снова сел на стул.

— Я говорил с итальянским убийцей и вором, я читал текст двенадцати табличек. И я знаю: одной таблички не хватает — и она находится в распоряжении Вашего Святейшества.

Марвин упивался тишиной, возникшей после его слов, ибо она доказывала, что он попал в яблочко.

Папа крепко сплел пальцы на коленях.

— Я знаю даже больше. — Марвин довольно улыбнулся. Папа все еще не вышвырнул его. — Итальянский убийца и вор хотел продать таблички Вашему Святейшеству.

— Вы слишком далеко заходите, Генри Марвин.

Марвин смиренно склонил голову, но голос его был вызывающим и резким:

— Ваше Святейшество — умелый стратег и тактик с ясным представлением о пределах возможного. Мое желание рассчитывать на ваше покровительство Преторианцам кажется мне соразмерным тому, что я имею вам предложить.

Папа Бенедикт XVI встал и повернулся к двери:

— Полагаю, я ничего не смогу для вас сделать. Вы — торговец, Марвин. Торговец без товара!

— Отец, не уходите… Ваша миссия…

Папа медленно повернулся.

— Что вы знаете, Генри Марвин, о моей миссии? — Папа чувствовал себя беспомощным, не выдержавшим испытания. Артефакты исчезли, и никто не знал куда. Неужто его миссия состояла в том, чтобы потерпеть в этом поражение? Это и было истинное испытание?

Он вспомнил своего предшественника, который жаловался: Самая большая трагедия — молчание Бога, который больше не являет себя в откровении, а как будто прячется на небесах, словно ему опротивели деяния человечества.

— Еще ничего не потеряно… — заискивающий голос Марвина вырвал папу из его скорбных мыслей. — Таблички… и кости…

— Какие кости?

— Святой отец, я не знаю текста тринадцатой таблички. Но он имеет отношение к костям — как и ваша миссия. И я догадываюсь, что это свыше сил человеческих.

Папа неотрывно смотрел на издателя. Что известно Марвину?

— Святой отец, эти кости!.. Ученые взяли из них пробу!

Лицо папы разом побледнело как мел, и Марвин про себя уже торжествовал.

— Скоро это невозможно будет удержать в тайне.

Папа устало поднял голову.

— Я прошу вашей защиты — для меня и Преторианцев. И статуса ордена. И обещания, что я останусь при нем…

— Почему я должен это сделать? — перебил его папа.

— Еще не поздно. Я знаю, где эта чертовщина. А вы — нет.

Глава 39

София-Антиполис близ Канн

Вечер вторника

— Возьмите себе что-нибудь в буфете. У вас голодный вид. — Хэнк Торнтен встал и наполнил себе тарелку салатом и рыбой.

— И ванна бы не помешала, — зло хихикнула Зоя Перселл. — Где вы провели последние ночи?

Крис повернулся к Джесмин, которая напряженно его разглядывала. У нее тоже были к нему вопросы, и она ждала ответа.

«Почему ты явился так поздно? Почему ты меня обманул, почему тебя не было, когда я так нуждалась в тебе? Ведь мы же договорились! Ты даже не позвонил…»

Крис опустил голову. По глазам Джесмин он видел, что от его ответов зависит многое. Но он не мог пускаться в объяснения. Не здесь и не сейчас.

«Поверь мне, — молил его взгляд. — Пожалуйста!»

В глазах Джесмин блеснули слезы. Взгляд ее смягчился.

— Вы не поверите, но задания логистика бывают иногда весьма своеобразны, — громко сказал Крис в сторону Зои Перселл и ждал, когда та повернется к нему. — В последние дни я сопровождал кой-кого в одной продолжительной экспедиции со спуском в пещеры. Транспортировал оснастку.

— А, то есть вьючный осел… И где это было?

— В Фонтенбло. Вам знакома эта лесистая местность под Парижем? Там есть причудливые горы из песчаника, просто рай для скалолазов. В нашем же случае это была экскурсия по пещерам. Когда сегодня утром мы снова выбрались наверх, я прослушал голосовую почту и немедля выехал сюда.

— Ах да, тот звонок, — Перселл задумчиво кивнула. — Мисс Пирссон так и не созналась нам, что она вам сказала. Вы тоже уклонялись до сих пор. Может, расскажете сейчас?

— Она сказала, что ее удерживают взаперти, как и ее сестру.

— Зачем бы нам понадобилось это делать?

— Затем, что вы собираетесь испытать действие хромосомы на Маттиасе! — воскликнула Джесмин, вскакивая со стула. — Я нахожу это безответственным! Еще слишком рано…

— Рано! — Хэнк Торнтен громко рассмеялся. — У Маттиаса нет другого шанса. Вернее даже так: это шанс, которого вообще не существует! А вы тут разглагольствуете, мол, слишком рано! Если не Маттиас, то найдется другой, кто ухватится за эту последнюю спасительную соломинку. А вы как думали! — Торнтен смотрел на Криса, неторопливо поглощая свой салат.

— Разумеется, на это нужно согласие пациента, — беспомощно сказал Крис.

— В случае Маттиаса — согласие матери как ответственного родителя, — скучно сказал Торнтен и кивнул. — Она, к сожалению, медлит.