Читать книгу "Демон и Бродяга - Виталий Сертаков"

– Это ведь твой ад, – искренне удивился Кощей. – Представляешь, что начнется, если мы кинемся копаться в аду каждого. Посмотри на меня внимательно, я же не психотерапевт, правильно?

– Правильно, – согласился Коваль, пальцами поднимая веки на левом глазу. Он внимательно осмотрел Кощея – у того на спине отшелушивался старый железный доспех, из-под него уже торчал новый. – Ты точно не психотерапевт, у них железо из жопы не растет. Но…

– Что «но»? – Кощей зачмокал, засопел, отгораживаясь от собеседника табачным облаком. – Что «но»? Бросил бабу, касатик, за ради диковин заморских али ради пения ангельского. Чего желать, скажи на милость? Сам ведь под других ее подкладывал, чай нет?

– Это было раньше, – уперся Коваль. – Десять лет назад не хватало родящих женщин, не хватало детей. Это было нормально, каждая женщина, способная родить, рожала за деньги. Я не ревновал ее, а она – меня.

– Тады чего егозишь? – хихикнул Кощей.

– Больно, – признался Коваль. – Сам не пойму, отчего так больно. Выходит, что я всю жизнь ей чего-то недодавал.

– Выходит, – уголек в трубке Кощея то разгорался, то гас, завораживая, притягивая взгляд. – Ад, он ведь за час не вырастает, вот так-то, мил человек.

– Но двое… козлы… негры! – не мог успокоиться Артур.

– Ты только не забудь, – всполошился хозяин Нави. – Это только твой ад, Надежду твою он не касается. Попытаешься ее в свои темные чертоги заманить – не жить вам обоим, это уж точно. Ну, насмотрелся, пора за дело. Китоврас, слышь, стоит ему прах-то доверять?

– Да вроде не придурошный, – оценил человек-конь.

– Тогда – пошли к Яге. Это ж надо, китоврасушка, поверить не могу – Феникса сыскали, а?

– Да уж, удивительное – рядом, – флегматично подытожил кентавр. – Лады, я вас провожать не буду, дел полно. Эй, Белый царь, слышишь? Мы долгов не забываем. Если что – свисти, у тебя в левом кармашке…

И ускакал по белому тоннелю.

Артур перебрал все три левых кармана, пока не обнаружил камешек. Черный сверкающий камешек, такой же, как носил на груди кентавр. С одной стороны камешка виднелось крохотное отверстие. Такого странного свистка Коваль никогда не встречал, но подарки обсуждению не подлежат.

– Пошли, что ли? – Кощей взглянул куда-то вверх, словно там висели часы. – Паренек-то твой кончается…

36

ФЕНИКС

Они не успели.

Или не успели бы в любом случае, Коваль этого так и не понял. Буба умер, последние минуты его сердечко отстукивало все триста ударов в минуту, Варвара не успевала менять на его лбу мокрые тряпки. Мортус сидел подле, грустный, обернулся на скрип двери.

– Кажись, птица мне нужна… да, так и есть…

– Буба что-то сказал перед смертью? – шепотом осведомился Коваль у Варвары.

– Бормотал навроде, – замялась девушка. – Бродяга-то, после евонных слов, сам не свой. Не поверишь, в ключе студеном искупался, вот только что, до вас. И щей с мясом котелок навернул, ага. А теперь вон, варит дрянь какую-то в котелке, Яга корешков ему нанесла, ага. Ой, а это кто с тобой, страшненький такой, с ключами?

– Это… это друг, – Артур решил раньше времени не называть Кощея по имени. Мало ли какие сказки читали Варваре в детстве?

Кощей коротко обнялся с Виевной, понюхал бурлящую жидкость в большом котле.

– Вроде с ахир-травой не перестарались, а? Слышь, старуха, птица ему нужна. Дашь сову?

Но Бродяга, тем временем, и сам обратил внимание на сову Яги. Акушерка безропотно позволила забрать одну из самых крупных птиц, хоронившихся от света на чердаке избы. Бродяга не стал брать сову в руки, он сунул в зубы тонкую трубочку, окунул ее другой кончик в склянку с порошком, приблизился к птице и дунул. Сова захлопала крыльями, заухала, забилась и… обмякла.

– Эхма, верно делает, – причмокнул губами Кощей.

Бродяга двигался по избе, словно сомнамбула, никого вокруг не замечая. Но с каждой минутой его поступь становилась все более упругой, а движения – точными. Пряди абсолютно белых волос на затылке старца начали прорастать нежно-русым цветом. От момента, когда Бродяга впитал предсмертное слово Виолы Чен, он помолодел лет на двадцать, а в пересчете на его почтенные года – так и на целый полтинник.

Он расправил уснувшую сову, положил на тряпку, поближе к тлеющим углям очага, и нахмурился, не соображая, что же предпринять дальше. Птица была жива, дергала когтистыми лапками, разевала клюв. Кощей пришел на помощь, раздвинул ей клюв щипцами, глубоко загнал внутрь трубочку с порошком и снова дунул.

– Он дарит ей новую жизнь… – почти благоговейно прошептала Усоньша Виевна. – Вишь, таинство-то древнючее, позабывали малость. Кажись, птицу сначала надо убить, а потом – снова воскресить…

От котелка к темному потолку с гулом взлетело облако дыма. Кощей повернулся, на его чумазой физиономии сверкали только зубы и глаза.

– Отвар почти готов, уходите подальше!

Кощею пришлось держать сову, пока старец через трубочку вливал ей в клюв горячий отвар. Птица билась, но все более вяло, пока не затихла окончательно. В избе резко потемнело, стих ветер, колотившийся о форточку. Железные пластины на спине ключника встали дыбом, превратив его в дикобраза. Бродяга ползал по полу, шептал что-то и чертил мелком круг. Затем расстелил в очерченном магическом круге тряпку, бережно уложил на нее трепыхавшуюся сову и достал нож с узким лезвием, больше похожий на скальпель. Камни в очаге внезапно стали подпрыгивать, как живые. Кощей присел рядом с Бродягой, что-то вполголоса подсказывал, иногда помогал.

Мортус поставил рядом фонарь, выдвинул фитиль до предела и погрузился обеими руками во вскрытую грудную клетку совы. Сова упорно не желала умирать, за раздвинутыми ребрами, в кровавых пузырях, неистово колотилось сердце, сжималась и разжималась трахея с просунутой туда трубкой. Не поднимаясь с колен, Бродяга взломал печати на урне, высыпал содержимое в котел и тщательно размешал. Зачерпнул из котла дымящуюся массу, на расстоянии больше всего похожую на обойный клей, и влил во внутренности распятой птице.

Вместо того чтоб окончательно подохнуть, сова яростно забила крыльями. С нее дождем осыпались серые перья, кружили по воздуху, оседали на потной физиономии старца. Но на месте серых перьев, вместо голой пупырчатой кожи, уже появлялось нечто совсем другое, сияюще-белое, в золотых прожилках…

Кощей поднялся, шатаясь, перешагнул через белую полосу и передал Артуру в руки тряпичный сверток. Совы на полу больше не было, осталась только лужица крови, перья и пустая опрокинутая урна с сорванными печатями. По всей логике, сова должна была находиться в свертке, но сверток показался Ковалю неожиданно большим и тяжелым. Президент его еле удерживал, у самого руки по локоть перепачкались перьями и кровью. Бродяга, припадая на левую ногу, снял с крюка над очагом котел и шустро вернулся в границы своих магических владений. Артуру показалось, что разномастные зубастые челюсти, разложенные на полочках, подскакивают и клацают зубами.