Читать книгу "Дети грозы. Книга 3. Зови меня Смерть - Мика Ртуть"

— Нельзя, моя прелесть. Его может снять только тот, кто поставил. Либо барьер сам упадет с его смертью.

— Тогда… Дайм, сними барьер, — чувствуя себя так, словно провалилась из одного кошмара в другой, попросила Шу.

И почти не удивилась, когда Дайм одними губами ответил:

— Нет.

Опять — боль, вина, сожаление, горечь. Боги, да что же происходит?

— Почему? Скажи мне, трижды доктор Люка, почему Дюбрайн не может снять барьер, который он же и поставил?

— Потому что мой брат — цепной пес. Раб. Он делает только то, что я прикажу ему. Не так ли, Дюбрайн?

— Так, — через силу, словно слова жги ему горло, шепнул Дайм.

Шу неверяще зажмурилась и тихо-тихо попросила:

— Люка, пожалуйста, ты же обещал… никогда… ты клялся перед Двуедиными!

— Я всегда выполняю обещанное, моя прелесть. Я не причиню вреда ублюдку. Поэтому… иди сюда. Ко мне. Ты же моя невеста, не так ли?

— Так, — выдавила Шу, нехотя открывая глаза и чувствуя, как ее охватывает отчаяние.

Проклятый Люкрес переиграл ее. Переиграл всех.

— Я хочу, чтобы ты любила меня, моя девочка. Всем сердцем. И ради тебя я буду милосерден. Ты будешь меня любить?

— Я… я постараюсь. Люка, пожалуйста! Он умирает! Пусти меня к нему!

— Потом, милая. Когда ты полюбишь меня. А пока… Полковник Дюбрайн, убери барьер и убирайся сам с глаз моих… в Хмирну! Сейчас же. Не оборачиваясь. Не останавливаясь. Пока не пересечешь границу Хмирны, ни с кем не разговаривать и не пытаться связаться ни с МБ, ни с Конвентом. Приблизишься к моей невесте меньше чем на десять локтей, или она к тебе — сдохнешь. Приказ ясен?

— Ясен, — почти беззвучно ответил Дайм. Одними губами, белыми. И так же тихо шепнул: — Прости, Шу.

— Он же умрет без целителя, Люка! Ты же не всерьез! Пожалуйста… я прошу тебя! — Едва преодолевая выворачивающую наизнанку тошноту, Шу обернулась к Люкресу, шагнула к нему. — Ты обещал быть милосердным!..

— Сир, я слушаюсь вас, — одновременно с ней подал голос Бастерхази.

На сей раз — не равнодушный и не пустой. Темный шер своим «я слушаюсь вас» напоминал и требовал. Платы.

— А, Бастерхази, — «вспомнил» о нем Люкрес. — Действительно, ты был послушен и заслуживаешь награды. Чуть позже, друг мой.

— Да, сир, — сказал Бастерхази, но прозвучало это как «нет, сир, сейчас же».

Если бы Шу могла, она бы восхитилась тем, как темный шер играет интонациями. И задумалась бы, почему его словарный запас сегодня ограничивается только «да, сир» и «слушаюсь, сир». Но какое значение имеет Бастерхази, когда Дайм умирает, а она ничего не может сделать?!

— Я милосерден, моя прелесть, — проигнорировав Бастерхази, Люкрес самодовольно улыбнулся Шуалейде. — Поэтому я поручаю шеру Бастерхази позаботиться об ублюдке. Забирай его…

— Люка! Не надо в Хмирну, прошу тебя! Люка!

— Надо, милая. Но так уж и быть, я позволю ему ехать завтра на рассвете… Стой, моя прелесть. Подойдешь к нему ближе или попробуешь лечить — убьешь его.

— Но… Люка, если не я…

— Прекрати лить слезы по ублюдку! Я и так слишком добр к нему! — нахмурился Люкрес. — Бастерхази, забирай Дюбрайна сейчас же. И помни, моя невеста желает, чтобы ублюдок остался жив.

— Слушаюсь, сир.

Шу не успела ничего сказать, как плац озарила ало-фиолетовая вспышка, с треском открылся портал, и оба, Бастерхази и Дюбрайн, исчезли.

А у Шу подкосились колени, закружилась голова — и она с трудом выдавила из себя:

— Ублюдок — это ты, Брайнон. Я сделаю все, что обещала, но ты об этом пожалеешь.

— Не думаю, моя прелесть. Не думаю. Ступай, готовься к нашей завтрашней свадьбе. Я хочу, чтобы моя невеста была ослепительна.

— Не ослепни сам, — прошипела Шуалейда, мечтая вцепиться ногтями и зубами в ненавистное лицо, разодрать его до крови, растоптать, уничтожить… и чувствуя, как в глазах закипают бессильные слезы, а она сама падает, падает…

— Я не отпускал тебя! — было последним, что она услышала перед тем, как ласковые стихийные потоки унесли ее куда-то… кажется — домой, в башню Заката… или сразу в Ургаш, неважно.

Совершенно неважно. Потому что Дайм… если Дайм умрет…

«Мы отомстим, мы отомстим, — пели призрачные голоса, укладывая Шуалейду в постель. — Наша месть будет прекрасна, изысканна и сладка!»

Глава 33. Взгляд бога

Все распоряжения бургомистра Найриссы шера Солер, сделанные со второго дня месяца каштана с. г., лишены силы. Гонорары светлым шерам Бланко, Кармона и Винсенте признаны выплаченными незаконно. Вышеозначенным шерам велено в трехдневный срок вернуть казенные средства и выплатить штраф за нарушение параграфа 17 Шерского Уложения от 901 г. до основания империи. Также вышеозначенные шеры лишены лицензии на государственную службу сроком на десять лет.

Постановление Конвента от 11 дня Каштана

Смерть капитана Лопеса и незамужней Ниньи бие Стелья по результатам расследования признана убийством из ревности.

Из отчета младшего дознавателя МБ

Стриж бие Морелле, Стриж, Новолуние, Найрисса.

Стриж вглядывался в ранних прохожих, в сумрак между домов и деревьев. Рука сама тянулась выхватить клинок, Тень стелилась под каждый шаг, манила силой и безопасностью, но Стриж держался, повторяя, как умну отрешения: «Шорох, брат мой».

Сгусток тьмы обрушился ниоткуда, вбил в Ургаш. Стриж не успел крикнуть «Стой, брат!», не успел даже подумать, как смерч боя завертел его. Мир вокруг застыл и замолк, двигались лишь двое соперников. Впервые Стриж бился с равным, впервые — без надежды на помощь и пощаду.

Он словно разделился на две части. Одна кружилась, прыгала, рассекала густой воздушный кисель шпагой и дагой, вертела обманные финты и направляла каждый удар — в смерть. «Хисс ждет, служу Хиссу!» А вторая в ужасе цеплялась за первую, отводила клинок и долбила в виски: «Это же твой брат! Остановись! Не смей!»

«Не мешай, убью!» — рыкнуло то, что было убийцей по имени Стриж, отбрасывая жалкую сентиментальность под ноги сопернику. Врагу. Жертве.

«Убью!» — отозвался эхом враг. Бывший друг. Бывший брат.

«Ни звезды, ни окружья… фонарь и веревка… ость и узел…» — зазвенел крик гадалки где-то давно и далеко, отозвался мгновенным пониманием: связь!

Себастьяно — отброшенная Рукой Бога за ненадобностью часть сознания — потянулся к своему отражению, захлестнул петлей шею себя-убийцы, из последних сил вытолкнул обоих из Тени в обычный мир. Вовремя: клинок почти достал горло брата. Рассерженная Тень зашипела, обожгла. Себастьяно ворвался сам в себя, вытесняя из тела безумное чудовище. Ослепительная боль, до рвоты, закружила его: прочь, ножницам Хисса не нужна душа!