Читать книгу "Порядок в танковых войсках? Куда пропали танки Сталина - Дмитрий Шеин"

После этого в создании новых соединений наступила пауза, вызванная как необходимостью реализации уже утвержденных планов, так и переключением внимания командования РККА на «освободительные походы» лета 1940-го. Вновь к теме создания новых мехсоединений в наркомате обороны вернулись уже осенью: 14 октября 1940 г. Сталину и Молотову наркомом обороны маршалом Тимошенко было представлена докладная записка, в которой в целях дальнейшего усиления войск предлагалось провести в Красной Армии ряд мероприятий в течение первого полугодия 1941 г. Намечалось формирование 20 моторизованных пулеметно-артиллерийских бригад, имевших мощное пушечное и пулеметное вооружение, предназначенных для борьбы и противодействия танковым и механизированным войскам противника. Также Тимошенко предлагал сформировать еще один механизированный корпус в Киевском особом военном округе и 20 отдельных танковых бригад Т-26, предназначенных для усиления и сопровождения пехоты в бою. Всего выходило по одной танковой бригаде на стрелковый корпус, за исключением Дальнего Востока, где сохранялись танковые батальоны в стрелковых дивизиях.

Предложения были приняты, но из всего вышеперечисленного относительно «долговечным» оказался лишь добавочный, девятый по счету мехкорпус — потому что уже к концу 1940 г. в переписке Генштаба КА замаячила идея забабахать (это словечко сюда проситься явно лучше казенного «сформировать») аж 21 новый мехкорпус, доведя таким образом их общее число до 30.

О причинах этого решения мы пока можем лишь гадать. Возможно, его принимали под влиянием информации о том, что в результате проводимой с июля 1940-го реорганизации немцы удвоили число танковых дивизий, а также сформировали дополнительные моторизованные. Понятно, что подобные «новости» могли вызвать у советского руководства желание иметь в запасе как можно больше «кладенцов».

Впрочем, также возможен вариант, что Г. К. Жуков просто желал использовать имеющиеся в его распоряжении танки максимально эффективно, то есть в составе мощных подвижных самостоятельных соединений. Проблемой, однако, было то, что мехкорпус образца 1940-го был таковым лишь теоретически, на бумаге. На момент создания его структуры РККА имело лишь незначительный (и, добавим, большей частью отрицательный) опыт действий крупными танковыми формированиями, опыта же действий разнородной структуры, аналогичной германскому моторизованному корпусу, в СССР не имелось вовсе. У советского командования не было четкого представления ни о том, как подобные части создавать, ни о том, как их правильно применять.

А теперь представим картину маслом: прослышал как-то русский богатырь Илья Муромец о том, что есть во германской земле некий богатырь Риттер, и есть у него чудо-меч, рапирой называемый, которым он фряжских богатырей Атоса, Портоса, Арамиса и примкнувшего к ним д'Артаньяна уложил. И захотел Илюша себе такой же меч-кладенец, да вот беда — сам он всю жизнь только палицей многопудовой махал, и строгать соответственно тоже умеет только палицы. Рапира у него вышла на железную дубину похожей, и фехтовать он учится по трактату, что проезжий «из варяг в греки» купец по памяти рисовал, с глубокого похмелья.

Представили Муромца в третьей позиции трактата «по мотивам» Тальхоффера-Камасутры? Смешно? А вот товарищу Жукову вряд ли было так же смешно, когда он выпускал приказы о проведении опытных учений мехкорпуса Московского военного округа в сентябре 1941 г., в ходе каковых учений предстояло проверить и определить «…насыщенность огневыми средствами и наиболее целесообразное размещение этих средств в частях и подразделениях, управляемость частей и подразделений, их подвижность, организацию органов разведки и управления, насыщенность частей средствами: переправочными, ПХО, ПВО и т. д., работу тыла танковой и моторизованной дивизии во всех звеньях, без всякой условности, с нормальной глубиной подвоза, время, необходимое для вытягивания и формирования колонн танковой и моторизованной дивизии, фактическую глубину колонн на марше, среднюю скорость движения колонн, способы организации разведки оборонительной полосы противника наземными и воздушными средствами, ширину фронта, глубину боевых порядков частей мехкорпуса в наступательном бою, соответствуют ли наличное табельное имущество и запасы (по всем видам снабжения) фактической потребности частей и соединений мехкорпуса» и т. д.[279]

Как видим, у многих богатырей в советском командовании были вполне обоснованные сомнения: действительно ли получившееся оружие похоже на знаменитый чудодейственный немецкий меч, рапирой прозываемый, а то как-то больно уж сильно оно на лом смахивает. Сомнения, как уже было показано, весьма обоснованные.

Обратим также внимание на дату проведения учений: сентябрь 1941-го. Сомнительно, что у Георгия Константиновича был какой-то пунктик на тему того, что учения мехчастей непременно следует проводить осенью — по крайней мере, ничего похожего в его биографии не просматривается. Скорее можно предположить, что именно к этой дате Генштаб Красной Армии надеялся получить наконец-то первую более-менее готовую чудо-рапиру, то есть штатно укомплектованное и относительно сколоченное соединение. Заметим также, что упомянутый мехкорпус МВО — это 7-й мехкорпус, т. е. еще первой, с лета 1940-го, волны формирования.

Увы, оценку созданной в 1940-м структуре в итоге поставили не посредники на осенних учениях. Проверять «управляемость частей и подразделений, их подвижность, организацию управления в звене полк, дивизия, корпус при расположении на месте, на марше и в наступательном бою и достаточно ли средств управления, способы организации разведки оборонительной полосы противника наземными и воздушными средствами, соответствует ли наличное табельное имущество и запасы (по всем видам снабжения) фактической потребности частей и соединений мехкорпуса» и прочие «подлежащие отработке на опытном учении» вопросы пришлось в реальном бою уже в июне.

Главная проблема, однако, была не только и не столько в ломообразности получившегося механизма. Так же, как сутью фехтования рапирой является нанесение колющего удара, «изюминкой» механизма блицкрига являлось отработанное взаимодействие всех задействованных на поле боя частей. Это позволяло немецким танковым «ножницам» с легкостью рассекать в тщательно выбранной «решающей точке» предварительно размягченную ударами люфтваффе и артиллерии «бумагу» вражеской пехоты. Но едва на поле боя появлялись «ножницы» вражеских танков, как им под «лезвия» оперативно подставлялся «камень» противотанковых пушек. Из обрывочных донесений разведки про «тридцать тысяч одних курьеров», в смысле «шестьдесят тысяч фашистских мотоциклистов при пятнадцати тысячах воздушных десантников с артиллерией и легкими танками», понять это было так же сложно, как самостоятельно научиться правильной технике выпада, глядя лишь на рисунки фехтовальных поз.

Свое негативное влияние оказала и «сверхфорсированная» модернизация советского общества и Красной Армии, часто делавшая «сегодня» возможным то, что казалось совершенно невозможным «вчера». Отсутствие необходимой для исполнения составляемых планов техники (причем хоть на вооружении конкретной части или соединения, хоть в природе вообще) не рассматривалось в качестве фактора, препятствующего планированию, а светлая наивная вера во всесилие инженерной науки, совершенствующей вооружение и боевую технику, приводила подчас к курьезам. Например, в подготовленной в конце апреля 1941 г. работе на тему «Действие мехкорпуса в оперативной глубине противника» ее автор, начальник штаба 8-го мехкорпуса полковник Катков, справедливо указывал: «Организация питания боеприпасами и горючим мехкорпуса при действии его в оперативной глубине противника — наиболее сложный и трудноразрешимый вопрос на данном этапе авто- и танкостроения… Минимальное количество боеприпасов и горючего на 2–3 суток боевых действий нужно взять 2 боекомплекта и 2 заправки горючего… Части, идущие на автотранспорте (мотопехота, саперы и др.), берут в свои же машины 3 боекомплекта и 5 заправок горючего… Расчеты показывают, что один боекомплект мехкорпуса только на танки и артиллерию (без учета мотопехоты и других частей, передвигающихся на колесных машинах) составляет около 1000 тонн, или 400 автомашин ЗиС-5. Одна заправка горюче-смазочных материалов мехкорпуса тоже только на танки и трактора составляет около 600 тонн, или 270 цистерн в грузовых машинах. Итак, один боекомплект, одна заправка для мехкорпуса составляет 1600 тонн, или 670 автомашин; длина этой колонны по одной дороге — 35 км (из расчета 50 м на машину)… ОЧЕНЬ ГРОМОЗДКИЙ, БЕЗЗАЩИТНЫЙ, С ОГРАНИЧЕННОЙ ПРОХОДИМОСТЬЮ ТЫЛ». Постановка проблемы совершенно справедлива, казалось бы, можно ожидать рекомендаций по охране и обороне тылов, увеличению их управляемости, «распараллеливанию» тыловых колонн по разным дорогам… Однако первый же пункт предложенного полковником Катковым решения наводит на мысль о не вполне научной фантастике: «Увеличить работу мотора в танке в моточасах одной заправкой до 45–50 моточасов; такое решение разрешило бы коренным образом задачу по снабжению горючим…»[280]Как говорится, «ядерный реактор на схеме условно не показан». Впрочем, второе предложение товарища Каткова — «для подвоза огнеприпасов сконструировать автомашину (с высокой проходимостью) или трактор… грузоподъемностью до 6–8 тонн на каждую единицу» — вполне устроит и современных военных: 8 тонн — это грузоподъемность КамАЗа. Вот только первый советский крупносерийный грузовик-семитонник — МАЗ-200 — пошел в производство лишь в 1950 г. и был копией американского ленд-лизовского семитонника GMC-803.