Читать книгу "Зимний излом. Том 2. Яд Минувшего. Часть 1 - Вера Камша"

— Как раз этот довод отмести легче легкого. — Мэтр Инголс отложил вилку и поднял палец. — Сильвестр, или, если угодно, Дорак, королем не был, а Фердинанд дает показания с чужих слов и не в состоянии доказать, что кардинал говорил правду. Другое дело, что обратного тоже не доказать.

Не доказать, но ведь Алва и не доказывает.

— Закатные твари! — Ярость молнией рванулась из каких-то закоулков души. — Алва не дурак! Он не просто маршал, он все ваши дурацкие договоры знает, так за каким змеем он молчит?

— Самое простое объяснение — это болезнь, — предположил Инголс. — Вы обратили внимание, как герцог держит голову? Готов поклясться, она раскалывается. В таком положении не до защиты, тем более итог суда очевиден.

— Болезнь — повод отложить суд. — Против этого не возразит даже Альдо, особенно если за дело возьмется Левий, а он возьмется.

— Если подсудимый отрицает свою болезнь и находится в здравом уме и твердой памяти, а он находится, вы ничего не добьетесь. У Алвы были все возможности требовать отсрочки, он предпочел отказаться от защитника, а теперь и от защиты.

Отказался. Но Ворон не из тех, кто сдается. У него остается последнее слово, может быть, дело в этом, но врач ему нужен. Настоящий врач, а не коновал и не придворный лизоблюд. Левий должен найти подходящего…

— Прежде чем нам подадут горячее, следует покончить с делами. Вы определились с ценой?

— Монсеньор, давайте поговорим об этом после процесса… Я намерен окончить свои дни в Западной Придде. Надеюсь, изгнание из Ружского дворца послужит мне хорошей рекомендацией при вступлении в палату судебных защитников славного города Хёксберг. Как видите, определенные дивиденды я получил, и немалые. Тем не менее я не откажусь и от ваших денег. Кстати, вы не хотите передать письмо вашему кузену по матушке? Я имею в виду графа Ариго.

В этом есть свой смысл. Что бы ни натворил Жермон в юности, он стал торским бароном и генералом. Такое даром не дается.

— Я отвечу вам вашими же словами. После процесса.

Глава 10. РАКАНА (Б. ОЛЛАРИЯ)

400 год К. С. 18-й день Зимних Скал

1

— Высокий Суд выслушает Августа Штанцлера. Пусть свидетель войдет. — Дик ждал этих слов третий день, и все равно они прозвучали неожиданно, а судебный пристав уже распахивал дверь.

— Август Штанцлер, Высокий Суд ждет ваших слов.

— Август Штанцлер здесь. — Эр Август шагнул в зал, и Дикон с облегчением увидел, что на старике нет цепей. Альдо при всем своем предубеждении к бывшему кансилльеру оставался рыцарем, но лучше бы он внял голосу рассудка. Пусть Штанцлеры не эории, это еще не преступление. Люра тоже не мог похвастаться знатным происхождением, а победой сюзерен обязан в первую очередь ему! Кансилльер, кем бы ни был его предок, всю жизнь служил Талигойе, а ошибся только один раз.

Да, он оскорбил Эпинэ, но как можно равнять все им сделанное с тем, что и виной-то не назвать?! Нет, если кто и вправе укорить Августа Штанцлера, так это Повелитель Скал, согласившийся с его доводами и готовившийся умереть, чтобы жили другие, но Ричард Окделл не обвиняет, обвиняет скрывавшийся в Агарисе Эпинэ…

— Назовите свое имя. — Гуэций встречает свидетелей одним и тем же вопросом, и все же в подобном обращении к тому, перед кем раньше вставал, есть что-то оскорбительное. К счастью, военные живут по другим законам, для них главное не бумаги, а Честь.

— Я — Август, второй граф Штанцлер, — спокойно произнес бывший кансилльер, ничем не выказывая ни возмущения, ни страха.

— Поднимитесь на кафедру и принесите присягу. — Кортней бубнил, не поднимая головы от бумаг, и Ричард готов был поклясться, что гуэцию не по себе.

— Именем Создателя, жизнью государя и своей Честью клянусь говорить правду, и да буду я проклят во веки веков и отринут Рассветом, если солгу. — Рука эра Августа спокойно легла на обложку Эсператии, но клятва была не нужна, Штанцлер лгал только врагам. Чтобы спасти друзей.

— Суд принимает вашу присягу, — с расстановкой произнес супрем. — Господин обвинитель, этот человек будет правдив. Спрашивайте его.

— Да, господин гуэций. — А вот маленькому прокурору нравится допрашивать тех, на кого он еще вчера смотрел снизу вверх. Нет ничего хуже поднявшихся из грязи. Казалось бы, Франциск и его свора это доказали, но благородство не думает о подлости. Альдо возвысил мелкого ординара и ждет благодарности, дождется ли?

— Господин Штанцлер, — Фанч-Джаррик, не мигая, уставился на спокойного старого человека, — вы восемнадцать лет занимали должность кансилльера при дворе Олларов, следовательно, вам известны истинный размер и подоплека всех имевших место беззаконий?

— Я ввел бы Высокий Суд в заблуждение, если б это подтвердил. — Голос бывшего кансилльера звучал устало и спокойно. — О многом я узнавал тогда, когда уже ничего нельзя было изменить. Да, о чем-то я догадывался, что-то выведывал у людей, облеченных большим доверием, но я вряд ли смогу полностью удовлетворить любознательность Высокого Суда. Увы, меньше кансилльера при дворе последнего Оллара значила только королева и, как это ни чудовищно звучит, сам Фердинанд, не принявший за свою жизнь ни единого самостоятельного решения.

— Иными словами, — быстро произнес Фанч-Джаррик, — вы утверждаете, что Фердинанд Оллар являлся лишь орудием в руках правивших его именем вельмож?

Август Штанцлер негромко вздохнул:

— Можно сказать и так. Я, по крайней мере, ему не судья. Несчастный сын несчастной матери! Фердинанд родился лавочником в душе, а ему пришлось сесть на трон. Он был слишком слаб, чтоб говорить «нет» окружавшим его хищникам. Оллар виновен в слабости, но не в жестокости; в отсутствии способностей, но не в коварстве и злонравии.

— В таком случае, — вмешался в допрос Кортней, — кто несет ответственность за пролитую в Надоре, Борне, Эпинэ, Варасте кровь? За Октавианские погромы, казни невинных и иные преступления, творившиеся именем Фердинанда Оллара?

Бывший кансилльер медленно повернулся, он и раньше жаловался на боли в спине:

— В Талиге все решали сначала Штефан Ноймаринен и Алваро Алва, затем Квентин Дорак, Рудольф Ноймаринен и Рокэ Алва. Последние шесть лет Ноймаринен от дел отошел.

— А супруга Фердинанда Оллара? — деловито уточнил Фанч-Джаррик, вызвав у Дика желание ухватить недомерка за зеленый шиворот. — Не ее ли, обусловленным некоторыми подробностями частной жизни, влиянием объясняется всесилие Рокэ Алвы?

— Никоим образом, — отрезал эр Август, позабыв, что он не более чем узник. — Ее Величество… Катарина Ариго обладает честнейшей и чистейшей душой. По сути и она, и я были заложниками и отступным, которое Дорак платил странам Золотого Договора. Неудивительно, что мы сблизились. Я всю жизнь мечтал о дочери, о такой дочери… Мне сказали, что Катарина Ариго больна и не может подняться на свидетельское место. Что ж, тогда я поклянусь, что эта женщина никому в своей жизни не причинила зла. Она жила в муках и унижении, ее жизни угрожала опасность, а она молилась не только о спасении друзей, но и о врагах. О том, чтоб Создатель открыл им истину и разбудил в них совесть…