Читать книгу "Ельцин как наваждение - Павел Вощанов"

Глава 14

Застолье у Лаврентия Берия

После путча перед торжествующими победителями встал наиважнейший, как им кажется, вопрос – где отныне должна размещаться официальная резиденция главы российского государства? На сей счет высказываются разные, порой полярные точки зрения. Так, новаторы-радикалы, ратующие за то, чтобы демократическая власть даже в мелочах не походила на советскую, требуют найти свободную площадку в центре Москвы и воздвигнуть на ней величественный президентский дворец. Консерваторы-радикалы, напротив, настаивают на том, чтобы Ельцин со всеми своими службами оставался на прежнем месте, то есть в Белом доме, поскольку при таком варианте размещающемуся там же парламенту будет проще контролировать исполнительную власть. С ними солидарны даже некоторые сторонники президента. Правда, они иначе аргументируют свою позицию: мол, комплекс на Краснопресненской набережной уже вошел в историю как символ героического сопротивления тоталитаризму, и нет резона от него отказываться. Но наш шеф все эти дебаты демонстративно игнорирует. Он для себя уже все решил: только Кремль, и исключительно для него и его служб!

По большому счету, месторасположение ельцинского кабинета не имело бы особого значения, если б не одно обстоятельство – и для россиян, и для иностранцев Кремль был и остается олицетворением верховной власти в стране. Его хозяин безоговорочно признается первым лицом государства. До победного августа таковым был Горбачев. А после него? Путч в этом плане ничего не переменил, хотя реальное политическое и административное влияние советского лидера резко пошло на убыль. Ельцин понимает, что до тех пор, пока его давний оппонент и обидчик квартирует в Кремле, а он, триумфатор и народный кумир, по-прежнему в Белом доме, его так и будут воспринимать как главу одной из советских провинций, то есть как политика регионального калибра. Отсюда главная послепутчевая задача – взять Кремль. Проще всего ее решить в два этапа (надо сказать, у Ельцина странная предрасположенность к поэтапным решениям). На первом, причем очень коротком, сделать его резиденцией сразу двух президентов, советского и российского. А уже после, на втором этапе, когда роль союзной бюрократии будет сведена на нет, предложить потерпевшему политическое фиаско коллеге освободить кремлевские апартаменты.

Не прошло и недели, как из крымского заточения вернулся и приступил к работе Михаил Горбачев, а Коржаков уже получил от шефа ответственное задание – готовить переезд в Кремль. Одни считают выбор исполнителя очередным проявлением фаворитизма, другие – интригами самого охранника, якобы стремящегося подмять под себя все и вся. Хотя, если подавить в себе предвзятость и взглянуть на происшедшее без эмоций, в решении Ельцина есть свой резон и своя логика.

Дело в том, что Кремль – центр общественно-политической и историко-культурной жизни лишь во вторую и в третью очередь, а в первую – «режимный объект специального назначения в оперативном управлении КГБ СССР». Испокон советского веку главным хозяйственником здесь, от которого зависело решение всех вопросов, начиная с обеспечения безопасности и кончая снабжением клозетов мылом и туалетной бумагой, был комендант в чине никак не ниже генеральского. Он – птица высокого полета, и с ним не совладать никакому штатскому завхозу из Белого дома, не отведавшему, почем фунт лубянского лиха. Конечно, Коржаков, ушедший в отставку, так и не дослужившись в КГБ до больших чинов, тоже не ровня кремлевскому наместнику. За год до путча, летом 1990 года, я сам был свидетелем того, как комендант высказался о политических дарованиях своего бывшего коллеги, ставшего заметной фигурой в окружении опального Ельцина: «Как прикрепленный охранник Саня Коржаков неплох, но к серьезным вопросам безопасности никакого отношения никогда не имел и вряд ли что-то в них смыслит».

Возможно, то была ревность, или зависть, или еще что-то, но как ни крути, а комендант и охранник все же говорят на одном языке – языке Лубянки. А потому у них больше шансов найти взаимоприемлемое решение политической головоломки под названием «Кремль двух президентов». К тому же среди рядовых сотрудников комендатуры у Коржакова немало друзей-приятелей, уже задумавшихся о службе при Ельцине и готовых услужить новым обитателям, «сливая» информацию о старых. Так что это еще вопрос, начудил Борис Николаевич, поручив Коржакову подготовку к переезду, или принял взвешенное и в данной ситуации единственно правильное решение.

Первым в Кремль перебрался президент со своей службой безопасности. Следом за ним – хозяйство Илюшина. А спустя неделю-две аппарат Горбачева слегка потеснили, и освободившиеся кабинеты распределили между остальными помощниками Ельцина. И тогда оказалось, что почти у всех условия в Белом доме комфортнее кремлевских. Но никто не ропщет. Понимают, что в любом случае это временное решение. По всему чувствуется, прежним хозяевам Кремля не придется здесь долго квартировать, а потому вскорости нам предстоит еще один переезд, теперь уже внутрикремлевский.

…Советская бюрократическая система дышит на ладан. Мы уже не раз были свидетелями того, как наезжающие в гости к Ельцину руководители пока еще братских республик открыто насмехаются над Горбачевым и его отчаянными, но безуспешными попытками хоть в каком-то виде сохранить союзную администрацию. Спикер украинского парламента Леонид Кравчук, которого кремлевские охранники между собой почему-то называют Гунькой, тот вообще передает Ельцину содержание своих бесед с Мыхайло Сэргэичем с таким выражением лица, будто рассказывает свежий анекдот про то, как «встретились однажды русский с украинцем». Понятное дело, что украинец, то есть сам Кравчук, в этих байках всегда оказывается умнее, хитрее и предприимчивей русского, то есть Горбачева.

Мне с местом кремлевской дислокации не повезло как никому другому. Мало того, что досталась крохотная, полутемная коморка под лестницей, кабинет № 19А в президентском корпусе, так еще и со скверной историей – несколько месяцев назад тут повесился маршал Ахромеев. Мне хватило полдня, чтобы почувствовать тяжелую ауру этого помещения, зараженную тоской и отчаянием.

– Ничего другого, конечно же, для меня не нашлось! Спасибо хоть не посадили в какой-нибудь подвальный каземат, где пытали врагов народа.

Коржаков смотрит на меня с усмешкой. Совсем как председатель сельсовета времен коллективизации, сообщающий некогда зажиточному крестьянину о решении общего собрания деревенской бедноты принудительно изъять у него лошадь, корову с теленком и половину семенного фонда. Похоже, охранник предвидел мое недовольство и загодя к нему подготовился:

– А твоя Миткова вчера в новостях опять шефу бяку подложила!

Контроль за публикациями в прессе – теперь это одно из любимых занятий Коржакова. Наверное, он никогда прежде не читал столько газетных публикаций. Хотя злые языки поговаривают, что он и сейчас их не читает – поручил кому-то из своих сотрудников, который за всем следит и обо всем докладывает. Он – Коржакову, Коржаков – Ельцину. Я уже не раз замечал, что в оценках прессы у нашего Александра Васильевича есть всего две оценки – «бяка» и «дэза». Первая – если что-то просто не понравилось, вторая – если задело за живое. Третьего не дано.