Читать книгу "Конец игры. Биография Роберта Фишера - Фрэнк Брейди"

Хотя он был в континентах от своей жены, Бобби находился с Миёко в постоянной связи через и-мейл и телефон. Она прилетала в Рейкьявик так часто, как позволяли ей работа в фармакологической кампании и редактирование шахматного журнала в Токио. Обычно визиты длились по две недели и, по свидетельству Гардара, носили идиллический характер. Сверинссоны и Фишеры отправлялись на уик-энды за город, останавливаясь в гостиницах и греясь на солнце среди фантастических лунных пейзажей Исландии. Семейные ужины становились маленькими праздниками. «Они были любящей парой, и всё между ними происходило, как между мужем и женой: они любили друг друга, и это проявлялось в мелочах», — говорил Гардар. Хотя никто точно не может знать, что действительно думал Бобби о женитьбе, возможно, он надеялся однажды покинуть каким-то образом Исландию и убедить Миёко жить вместе с ним в другой стране.

Миёко Ватаи регулярно посещала Бобби, пока он находился в японской тюрьме. Впоследствии она заботилась о нем в течение его болезни в Исландии. Его тамошние друзья говорили, что они выглядели любящей и нежной парой.

Избранные им апартаменты явно не блистали роскошью. Бобби мог позволить себе квартиру гораздо более просторную, но эта вполне отвечала его нуждам. Имелась одна небольшая спальня, достаточных размеров гостиная с открытой кухней и маленький балкой, выходивший на океан. Он обставил ее удобно, но скромно. Оттиски Матисса украшали стены.

Покупка Бобби квартиры в кондоминиуме за 14 млн крон (около 200 тыс. долларов на то время) была, вероятно, бессознательно мотивирована желанием быть ближе к другу. По словам Эйнарссона Бобби начал чувствовать себя больным, хотя он это отрицал не только посторонним, но и себе. То, что друзья оказались рядом, оказалось очень полезным, тем более, что жена Гардара была сиделкой по профессии.

Когда Бобби переехал на новое местожительство, его распорядок дня несколько изменился. Он по-прежнему вставал между полуднем и двумя часами дня, пил морковный сок и выходил на первый обед. Пока он был здоров, Бобби часто совершал длинную пешую прогулку до вегетарианского ресторана «Анесту Гросум». Он не водил машину, и если ему требовалось добраться до места, куда пешком было не дойти, то садился на автобус. Его друг заметил: «Располагая миллионами, он считал глупостью тратить деньги на такси. Он ничего не находил плохого в том, чтобы постоять на остановке в любую погоду в ожидании автобуса. Большинство исландцев так не поступают. Но ему нравилось изучать людей во время поездок». Он не хотел, чтобы его везли, будь то такси — когда ему приходилось им пользоваться — или друг на машине, и настаивал, чтобы водитель постоянно держал обе руки на рулевом колесе, не ехал слишком быстро и неукоснительно соблюдал все правила дорожного движения Он всегда садился в среднюю секцию автобуса, где, по его мнению, было гораздо безопаснее, чем впереди или сзади.

Бобби в самом конце жизни идет по сельской дороге неподалеку от Alpingi, — месте, где зародился исландский парламент. Основанный в 930 году н. э. в эпоху викингов исландский национальный парламент является старейшим в мире и существует доныне.

Бобби никуда не мог деться от шахмат, хотя отчаянно этого желал. «Я ненавижу старые шахматы и старое шахматное окружение», — написал он другу в связи с изобретением Фишер-рэндом. Тем не менее, к нему в Исландию прилетали антрепренеры, с ним связывались из России, Франции и США, отовсюду организаторы, надеявшиеся «соблазнить» его на шахматы в любом формате, лишь бы вернуть его в игру. Прошло уже более тринадцати лет со времени второго матча Фишер-Спасский, и любители шахмат говорили и опасались, что он уже не вернется. Им претила мысль, что он вновь исчезнет на двадцать лет.

Обсуждался новый матч со Спасским (и Спасский согласился играть в Фишер-рэндом), но разговоры кончились ничем. Организатор потенциального матча д-р Алекс Титомиров, русский ученый и эксперт в ДНК-трансфер-технологии и главный исполнительный директор компании под названием АТЕО-холдинг, пригласил Спасского встретиться с ним в Рейкьявике, чтобы помочь в переговорах с Бобби. Родившийся в Канаде Жоэль Лотье, элитный французский шахматист, также стал участником группы, встретившейся с Бобби. Но выяснилось, что Титомиров не заинтересован в еще одном матче Фишер-Спасский, он хотел организовать матч Фишер-Крамник. Спасский был нужен с одной целью — уговорить Бобби «вернуться в шахматы». Фишер был открыт для дискуссий, но ничего не подписал и ни на что не согласился. Спасский рассердился, когда узнал, что его никто не рассматривал в качестве участника предполагавшегося матча, и он использовал оскорбительные выражения, обращаясь к Титомирову. Бобби добавил свои «пять копеек», сказав что-то о «типичном русском жульничестве».

Остальные предложения были несолидные, либо даже, в нескольких случаях, «липовыми». Некоторые из исландских друзей Бобби полагали, что кое-кто из «организаторов матча» хотел просто встретиться с таинственным Фишером, — событие сродни встрече с Дж. Сэлинджером или Гретой Гарбо, чем можно хвастаться до конца жизни.

Одно предложение — сыграть матч из 12-ти партий с Карповым в разновидность шахмат под названием «Готические шахматы» (доска из 80-ти клеток, три дополнительные пешки и две новые фигуры — одна, сочетающая ходы ладьи и коня, другая — слона и коня), как будто имело шансы на успех, тем более что заявленный призовой фонд должен был составить 14 млн: 10 млн победителю и 4 млн проигравшему. Карпов подписал контракт, но когда промоутеры привезли его в Рейкьявик, Бобби заявил, что хочет получить три выплаты за три встречи — 10.000, 50.000 и 100.000 долларов соответственно — только за обсуждение. Бобби также требовались доказательства, что призовой фонд уже размещен в банке, и поскольку такая информация или гарантии не были представлены, всё дело ушло в песок.

Возникло еще одно предложение на 2 млн долларов о создании «Музея Бобби Фишера», который предполагалось разместить в Исландии или в Бруклине, — промоутеры еще не определились. Оно появилось и рассеялось, словно дым, прежде чем его начали серьезно обсуждать.

Бобби изучал доску, сканируя положение и оценивая — пытаясь не просто выявить русский заговор, но и доказать его безоговорочно. Несмотря на продвижение им Фишер-рэндом и отказ от «старых шахмат» и презрение к ним, он всё еще переигрывал партии, искушаемый борьбой в современных турнирах и матчах. Доска с расставленными на ней фигурами на их привычных позициях стояла на кофейном столике у него в комнате, всегда готовая к анализу. В один из дней Бобби пересматривал, быть может, в сотый раз четвертую партию матча за звание чемпиона мира 1985 года между двумя русскими гроссмейстерами Гарри Каспаровым и Анатолием Карповым. Вера Бобби в русский заговор, участниками которого были и два «К», стал его крестовым походом, и он излагал свои взгляды миру уже несколько лет. Он твердо верил, что все партии матча 1985 года были договорными и заранее составлены. «Даже Полгар и Спасский, оба — чемпионы мира, понимают, о чем я говорю, — заявил он, не обращаясь ни к кому в частности, но укрепляясь в своем мнении по мере его высказывания. — Эти партии — подделка! Каспаров должен ответить на мои обвинения! Ему надо пройти через детектор лжи, и тогда весь мир узнает, какой он лжец!»