Читать книгу "Заклятие сатаны. Хроники текучего общества - Умберто Эко"

Именно положение по отношению к другим книгам играет для Байяра первостепенную роль. Без тени смущения он признается, что никогда не читал «Улисса» Джойса, однако не боится беседовать о нем, поскольку знает, что роман связан с «Одиссеей» (ее он, кстати, целиком так и не прочитал), строится на внутренних монологах, в нем описан всего один день, действие происходит в Дублине и так далее. «Поэтому на лекциях я, не моргнув глазом, частенько упоминаю Джойса», – откровенничает автор. Порой для знакомства с книгой не так важно ее прочитать, как понять ее место на литературной карте.

А еще бывает, что мы наконец беремся за книгу, до которой давно не доходили руки, и обнаруживаем, что ее содержание нам хорошо знакомо, поскольку другие авторы на нее ссылались, цитировали и обращались к схожим идеям. Байяр (приведя несколько крайне занимательных литературных примеров о непрочитанных книгах: от Музиля до Грэма Грина, от Валери до Анатоля Франса и Дэвида Лоджа) оказывает мне честь и посвящает целую главу «Имени розы». Хотя Вильгельм Баскервильский впервые держал в руках второй том «Поэтики» Аристотеля, он был прекрасно знаком с его содержанием – его удалось восстановить при помощи других сочинений Аристотеля. В финале этой «картонки» станет ясно, что я опустил цитату из чистого тщеславия.

Самым интригующим оказалось предположение (и оно куда более правдоподобно, чем кажется), что мы забываем значительную часть прочитанного и создаем некий виртуальный образ книги, причем реальное содержание мы подменяем мыслями и ассоциациями, ею вызванными. Доходит до того, что мы с легкостью «узнаём» несуществующие сюжетные ходы или сцены, упомянутые кем-то, кто эту книгу даже не читал.

Дело в том (тут на первый план выходит психоаналитик, отодвигая в сторону преподавателя литературы), что Байяра не сильно заботит, читают ли люди книги, для него важна творческая составляющая любого чтения (или не-чтения, или невнимательного чтения) и, если совсем упростить, личный вклад в него читателя. Рассуждение о непрочитанных книгах позволяет лучше понять самого себя, поэтому автор мечтает о такой школе, где студенты смогут выдумывать книги, которые им не придется читать.

Даже тот, кто читал ту или иную книгу, в разговоре о ней может не признать ошибочную цитату, и в конце книги Байяр кается, что в пересказах «Имени розы», «Третьего человека» Грина и «Академического обмена» Лоджа есть три ложных факта. Забавно, но читая главу о Грине, я сразу обнаружил ошибку, возникло у меня сомнение и насчет Лоджа, зато описание моего собственного романа не вызвало никаких возражений. Возможно, я невнимательно читал книгу Байяра или (и автору, и моим читателям не возбраняется меня в этом заподозрить) просто пролистал ее. Однако самое любопытное не это: заявив о трех своих (подстроенных) ошибках, Байяр, сам того не заметив, подспудно признал, что разным книгам подходит свой тип чтения и тексты, анализ которых подкреплял его исследование о не-чтении, он читал с поразительной дотошностью. Это противоречие до того очевидно, что неминуемо рождается сомнение, читал ли Байяр свою собственную книгу.

2007

О ненадежности носителей информации

В прошлое воскресенье был последний учебный день в венецианской Школе книготорговцев имени Умберто и Элизабетты Маури, и речь зашла (в том числе) о ненадежности носителей информации. В письменной форме информация хранилась на египетских стелах, глиняных табличках, папирусе, пергаменте и, само собой, в печатной книге. Последняя доказывает свою живучесть на протяжении уже пятисот лет, при условии, что бумага была сделана из ткани. С середины XIX века бумагу стали производить из древесной целлюлозы, и продолжительность ее жизни сократилась примерно до семидесяти лет (если взять в руки изданные после войны газеты или книги, большинство из них рассыпается под пальцами). Многочисленные конференции и исследования посвящены тому, каким образом сохранить книги, которыми переполнены наши библиотеки, и одно из самых популярных решений (хотя маловероятно, что его удастся применить ко всем книгам без исключения) – сканировать страницы и переносить их на электронные носители информации.

Но тут возникает новая проблема: все носители для переноса и хранения данных – от фотографии до кинопленки, от диска до компьютерной USB-флешки – еще менее надежны, чем книги. Вспомните старые аудиокассеты с зажеванной пленкой: ее иногда удавалось распутать, перемотав с помощью карандаша, но это редко срабатывало; видеокассеты со временем теряли цветопередачу и качество изображения, а если по каким-нибудь исследовательским надобностям их приходилось постоянно перематывать вперед и назад, они выходили из строя еще быстрее. Нам довелось узнать на своем опыте, как долго может прослужить виниловая пластинка, пока на ней не появятся царапины, однако мы не представляем, сколько способен продержаться компакт-диск: поначалу он считался инновационной заменой традиционным книгам, но быстро сошел с дистанции, ведь те же данные можно было найти в Сети по более привлекательной цене. Нам неведом срок службы DVD-диска, но мы уже замечаем, что при частой перемотке он начинает чудить. Также нам не посчастливилось проследить за стойкостью компьютерных дискет: их вытеснили жесткие диски, потом все стали пользоваться перезаписываемыми компакт-дисками, а там и флеш-накопители появились. Исчезали не только носители информации, но и компьютеры, способные их воспроизводить (думаю, вряд ли кто-то сейчас может похвастаться компьютером с дисководом), и стоило забыть перенести данные со старой версии накопителя на новую (эту процедуру придется повторять каждые два-три года, возможно – до скончания времен), как с ними можно было попрощаться (если только не хранить в подвале с десяток устаревших компьютеров, по одному на каждый вышедший из употребления носитель).

Выходит, обо всех механических и цифровых запоминающих устройствах мы знаем что-то одно: либо они быстро выходят из строя, либо пока неясно, как долго они прослужат, и мы можем никогда этого так и не выяснить.

В конце концов, достаточно скачка напряжения, удара молнии неподалеку от дома или какого-нибудь не менее банального происшествия, чтобы накопитель размагнитился. Останься мы на долгое время без электроэнергии, и любой цифровой носитель окажется бесполезным. Даже если бы я записал на свой накопитель всего «Дон Кихота», я бы не смог прочитать его при свете свечи, лежа в гамаке, сидя в лодке, нежась в ванне или качаясь на качелях, тогда как к книге я могу обратиться в любых обстоятельствах. Если я уроню с пятого этажа компьютер или электронную книгу, то совершенно точно лишусь их содержимого, если же эта участь постигнет бумажную книгу, она разве что развалится на части.

Похоже, что цель современных носителей – не хранение, а распространение информации. Книга способствовала распространению информации (подумайте о значении печатной Библии для Реформации), но одновременно и сохраняла ее. Может так случиться, что через несколько веков все запоминающие устройства выйдут из строя и единственным источником сведений о прошлом окажется старая добрая инкунабула. Из современных книг выживут только те, что напечатаны на дорогой и качественной бумаге или же на бескислотной – acid-free paper, как ее называют издатели.