Читать книгу "От Ленина до Путина. Россия на ближнем и среднем Востоке - Алексей Васильев"

В 1996 году власть захватило радикальное исламистское движение «Талибан». Игнорируя международный статус миссии ООН, туда ворвались вооруженные талибы, они схватили, пытали, затем убили Наджибуллу, а его тело повесили на площади.

Многострадальной стране предстояло пережить новые акты трагедии.

Глава 8

Закат мессианства. Время Михаила Горбачева

Шел я верхом, шел я низом,Строил мост в социализм.Не достроил – и устал,И уселся у моста.

Владимир Маяковский

Советская политика на Ближнем и Среднем Востоке к моменту прихода к власти Михаила Горбачева в апреле 1985 года переживала кризис. Прежде всего из-за вмешательства в Афганистане, но также вследствие внутреннего надлома советского общества (одним из его проявлений был углублявшийся маразм руководства) и изматывавшего СССР военно-стратегического соревнования с Западом.

Правда, политика огромной державы в обширном регионе была многомерной и складывалась из различных элементов. В ряде случаев запущенные ранее механизмы продолжали по инерции вращаться. Это давало ограниченный эффект и иногда приводило к успехам, если применять к ним критерии тогдашнего внешнеполитического мышления. По-прежнему в советской политике на Ближнем и Среднем Востоке доминировала задача – не допустить или уменьшить военно-стратегическую угрозу с Юга, ослабить там позиции Запада. В рамки этой задачи укладывалась поддержка тех правительств и политических сил, которые выступали против США или, как минимум, стремились укрепить свою политическую независимость по отношению к Западу. Поэтому в Москве пользовались симпатией попытки объединить арабские страны вокруг принципа «антиимпериализма», поддерживался лозунг «арабского единства» в его антизападном содержании, а также определенные националистические или религиозно-фундаменталистские движения в Турции и Иране.

В арабо-израильском конфликте СССР без колебаний принял сторону арабов, что облегчало реальное политическое сотрудничество с ними или давало повод для политических деклараций о подобном сотрудничестве. Оккупация Израилем арабских территорий, лишение палестинцев их национальных прав придавали советской политике поддержки арабов ауру международно-правовой легальности.

Правда, кэмп-дэвидский процесс показывал, что Советский Союз не имел средств воздействия на ключевые государства ближневосточной арены – Египет, с которым дипломатические отношения были заморожены, Израиль, с которым они были прерваны, и Саудовскую Аравию, с которой их фактически не было. СССР мог действовать через других акторов, важных, но не имеющих такого веса: через Сирию, палестинцев, по каким-то вопросам через Ирак, Алжир, Ливию, Южный Йемен. Советский Союз мог испортить политическую игру Соединенных Штатов, не позволить им добиться тех задач, которые они ставили.

Идея поддержки «революционно-демократических» режимов или государств социалистической ориентации сморщивалась как шагреневая кожа, но декларации об этой поддержке оставались обязательными молитвами в политическом катехизисе советского руководства и вплоть до конца 80-х годов в политической практике Советского государства.

Экономическое сотрудничество было существенным инструментом двусторонних отношений с Ираком, Ливией, Сирией, Южным Йеменом, Египтом, а также с Турцией и Ираном. Но практически во всех странах, с которыми установились тесные политические контакты, военное сотрудничество вышло на первый план. Чрезмерные поставки вооружений в Ирак, Сирию, Ливию, оба Йемена, сначала в Сомали, потом в Эфиопию нарушили стабильность в регионе, хотя, очевидно, прямо такой цели не преследовали. Впрочем, зачастую они были вызваны подобными же действиями США, и тогда трудно было определить, где сам предмет, а где зеркало.

Возраставшие советские поставки оружия в качестве средства политического воздействия были скорее признаком слабости, чем силы. Влияние, добытое таким путем, было временным, проблематичным. Уровень региональной безопасности понижался, а уровень риска для СССР повышался. Но главное заключалось в том, что страны региона, хотя их лидеры порой сами не сознавали этого, больше нуждались в экономическом сотрудничестве и в получении новой технологии, которую СССР не мог предоставить, чем в поставках оружия. В 80-х годах все меньше серьезных западных исследований определяли советскую политику в регионе как «имперскую», «агрессивную» или «наступательную». Эти эпитеты появились в 50-х годах и наиболее часто использовались после ввода советских войск в Афганистан и достигнутых с советской помощью временных военных успехов дружественных СССР революционно-авторитарных режимов в Эфиопии, Анголе, Мозамбике.

Если смотреть на политику СССР в регионе глазами Запада, то наблюдалось, так сказать, экстенсивное расширение зоны советского влияния. Были созданы просоветские режимы в НДРЙ и Эфиопии, фактически под контроль Советского Союза и дружественных ему стран был поставлен Баб-эль-Мандебский пролив. Был оккупирован Афганистан, и СССР продвинулся к Персидскому заливу и Индийскому океану. Иранская революция нанесла удар по позициям Запада, что, соответственно, означало выигрыш для Советского Союза. Удары Израиля по арабам подталкивали их к сотрудничеству с Советским Союзом. По-прежнему в глазах многих западных политологов и политических деятелей маячила угроза «финляндизации» Ближнего и Среднего Востока. Казалось, что Советский Союз вот-вот установит контроль над Персидским заливом и подорвет зависимую от импорта нефти экономику Западной Европы и Японии, мощь НАТО.

Идеологическая заданность таких взглядов все меньше удовлетворяла серьезных и объективных аналитиков, среди которых большее распространение получило определение Советского Союза как «державы, не заинтересованной в статус-кво». По этой оценке, советское воздействие на международную политику было в основном подрывным, его целью было создать новый международный порядок, соответствовавший интересам сверхдержавы, которая стремилась расширить сферу своего политического господства и влияния. Для этого Советский Союз поддерживал нестабильность, выступал зачинателем беспорядков, создавал атмосферу отсутствия безопасности и выигрывал от распада существовавшего тогда порядка. Это, по мнению западных аналитиков, в особенности было характерно для важнейшего с точки зрения СССР региона в «третьем мире» – Ближнего и Среднего Востока.

В этих оценках есть полуправда. Идеологические призывы к «единству трех революционных сил современности» подразумевали подрыв «позиций империализма» на Ближнем и Среднем Востоке. Но главный порок такого анализа состоял в том, что с конца 60-х годов СССР был державой не на подъеме, а на все более крутой кривой упадка. Влияние СССР в регионе сначала медленно, а потом все более стремительно уменьшалось, и он более, чем США, на деле, а не на словах был заинтересован в сохранении статус-кво. Даже вмешательство в Афганистане действительно было «оборонительной агрессией», и его неудача лишь подтвердила общую тенденцию.

Но дело не только в этом. Внутренняя динамика развития событий в регионе создавала и нестабильность, и конфликты, и антизападные настроения, потому что именно Запад ассоциировался с болезненной ломкой старых структур, с капиталистической модернизацией.