Читать книгу "Ковыль (сборник) - Иван Комлев"

Уходя утром на работу, он начинал скучать без неё сразу же, как только за ним закрывалась дверь. Она звала его каждый час, каждую минуту, притягивала, как магнит, сила которого не ослабевает с расстоянием.

У магнита появился и другой полюс – Андрейка; рождение сына не только не отдалило их, не охладило их чувства, а наоборот, сделало их ещё полнее и глубже. Словно воплотив страстное стремление двоих стать одним целым, явился он на свет, маленький тёплый комочек любви и нежности. Подрастая, он наполнял их сердца радостью и благодарностью друг к другу…

Рая… Уехать на полевые работы – расстаться с ней на немыслимо долгий срок. Как сократить его – об этом Борис думал каждый час перед началом сезона. Узнав, что Середюк выезжает позже, он пошёл к начальнику экспедиции и положил ему на стол расчёты, из которых ясно было видно, что он, Мушель Борис, приступив к работе в мае, закончит её к середине сентября.

Василия Георгиевича убедили не графики и цифры – тайга и погода могут испортить вконец любой, самый прекрасный план – убедили деловой подход молодого инженера, напор, даже настырность в реализации задуманного и, главное, уверенность в своих силах.

– Ну что ж, «папаху шить – не шубу шить», а? – Василий Георгиевич мечтательно вздохнул, видимо вспоминая те времена, когда сам ходил с теодолитом по тайге. Кажется, он с удовольствием стряхнул бы с себя на время шубу экспедиционных забот, чтобы окунуться в солёный пот таёжных дорог… – Давай, брат, действуй. Тяжело будет – терпи. Помни, что «надобно…»

– «…Надобно уменье!» – подхватил Борис.

Про себя он решил, что последний срок окончания работ – конец августа. При любых обстоятельствах, во что бы то ни стало в сентябре он вернётся домой.

Обстоятельства же складывались против него на каждом шагу. Без дела торчали почти две недели в Туринском порту, а вот теперь предстояла вынужденная посадка. Оставшиеся дни мая можно считать пропавшими без пользы. Если будет долгое разбирательство этого чепэ, может случиться так, что начало июня тоже придётся провести в ожидании, когда пришлют другой вертолёт и можно будет вылететь с базы партии на свой участок.

Задание, рассчитанное по нормам на восемь месяцев, Мушель надеялся выполнить за четыре. Такая производительность достигается за счёт увеличения времени рабочего дня – если сил хватает – от рассвета до заката; за счёт выходных, которые устраиваются лишь из-за ненастья. Но и в дождь, сидя в палатке, наблюдатель не остаётся без дела, а занимается вычислениями. Теперь, когда начало работы отодвинулось, считай, на месяц, надо ему уложиться в три месяца, иначе он рискует не справиться со своим объёмом работ: в сентябре уже полетят белые мухи, при такой погоде много не отнаблюдаешь.

Посмотреть бы, хоть одним глазком, как организует наблюдения Середюк. За счёт чего каждый год он делает больше всех и лучше всех по качеству? Рабочие у него, как правило, с улицы, бичи, а пашут, как профессионалы. Чем он их заводит?

Борис вспомнил слышанный перед самым отъездом разговор Павла с кадровиком:

– Помощник мой, Арнольд Иванович, прибыл, как насчёт рабочего?

Сезонных рабочих в экспедицию всегда нанимали в последний момент, экономили фонд зарплаты. Арнольд Иванович притворно вздохнул:

– Плохо.

– Никто не пришёл по объявлению?! – не поверил Павел.

– Есть один, но не знаю, возьмёшь ли ты его?

– Что – «крупный специалист»?

– Хуже. Хулиган. Только что освободился.

– Пойдёт. Чтобы хулиганить, нужны условия: водка и жертвы. Всё это остаётся в городе. Как его зовут?

– Алексей Спиридонович Бойков. Ну, бери, потом, если что, не обижайся.

Как будто у Середюка был выбор.

«Хулиган» пока себя ничем не проявил, распоряжения своего инженера выполнял беспрекословно. Но Борис уже знал по опыту прошлого сезона: все бичи перед началом работ смирные – после зимней голодовки, а потом, освоившись, откалывают номера… Бывало, что и работы у кого-либо из исполнителей срывались. Уголовники ведь трудиться не любят.

Мушель присматривался к Павлу во все дни их затянувшегося перелёта от Иркутска на базу партии, но ничего особенного в его взаимоотношениях с подчинёнными не заметил. Павел и с рабочими вёл себя так же, как со специалистами, никого из спутников не выделял, никого не оставлял без внимания. И всё же что-то такое было. Борис не мог этого чётко сформулировать, но и на себе чувствовал словно исходящие от Середюка флюиды, которые заставляли прислушиваться к тому, что Павел говорит, выполнять его распоряжения охотно, без внутреннего сопротивления.

Борис и телеграмму начальству подписал вместе с Павлом, потому что верил: ничего другого не оставалось. В душе, конечно, переживал. С одной стороны, было лестно ставить свою фамилию рядом с фамилией Середюка – хоть формально они были равны в должности, но лишь вопрос Павла: «Подпишешь?» – показал, что Павел не считает, что былые заслуги дают ему право решать все вопросы единолично.

С другой стороны, Мушелю было неприятно, если быть перед собой откровенным, – страшновато ставить подпись под телеграммой, копия которой шла начальнику предприятия. Сообщая положение дел в управление через голову начальника экспедиции, они тем самым жаловались на него.

Мушель не думал, что Василий Георгиевич припомнит ему в дальнейшем эту телеграмму, начальник у них служение делу ставит выше личных амбиций, но как потом вести себя с ним? Ведь сами же они с Середюком упросили дать им отсрочку с вылетом и, пусть и невольно, предуготовили своё вынужденное безделье…

«Ага! Заглох! Сейчас пойдём на посадку, надо приготовиться – может, сегодня ещё успеем дойти до посёлка», – подумал Борис, и это вывело его из оцепенения. Наступало время действий.

Мухнуров-Макнамара

Равиль Мухнуров дремал полулёжа на спальниках, и тихая паника в салоне вертолёта его не задела. Он очнулся только, когда заглох мотор, и, жалея о прерванном блаженстве, подумал, что заканчивается долгое зимнее полуничегонеделание и наступает время напряжённой сумасшедшей гонки по тайге. Он потянулся своим сухим длинным телом, приготовляясь к выходу из машины, и лишь тут понял, что происходит нечто необычное: двигатель не стучал, а корпус машины подрагивает от вращения лопастей – как это бывает после посадки, но вертолёт был в воздухе, а не на земле: в иллюминаторе мелькали почти на уровне его глаз макушки деревьев. «Б…!» – он чуть не вскочил, но увидел предупреждающе поднятую ладонь Середюка и мгновенно понял, что чуть было не погубил товарищей. Если дёрнется один, то вскочат все – вертолёт перевернётся, и всем крышка.

Мухнуров был одним из опытнейших помощников наблюдателя в экспедиции – это должность инженера, хотя у него не было даже среднего технического образования, а закончил он только десять классов средней школы. После школы пошёл рабочим в экспедицию и прописался среди геодезистов постоянно. На срочную службу в армию его не взяли, во-первых, из-за близорукости, а во-вторых, на медосмотре в военкомате у него обнаружили какое-то отклонение в строении позвоночника, о котором он сам не подозревал и которое не помешало ему потом с тяжеленным рюкзаком ходить по тайге, если надо, от зари до зари.