Читать книгу "Иван Молодой. Власть полынная - Борис Тумасов"

Иван Третий кивнул согласно:

- И я то понимаю, князь Борис. Хоть мы сегодня с Менгли-Гиреем, но от него каждодневно ждем разбойного удара, набега ордынского. А в дружбу с Мухаммед-Эмином поверим. Надолго ли, поглядим. А потом что Бог даст.

- Мудры слова твои, государь. Попробуем, чем нас хан Мухаммед-Эмин радовать будет, - промолвил князь Нагой-Оболенский. - Глядишь, мир на Волге будет.

Боярин Григорий Морозов усмехнулся в седую бороду:

- С паршивой овцы хоть шерсти клок…

На второй день православного праздника великомученика и целителя Пантелеймона из Москвы повели полки воеводы Даниил Холмский и Константин Беззубцев. А судами по рекам на Волгу переправляли огневой наряд.

Глава 25

Государь изготовился ко сну, когда пришла Софья. Он ее не ожидал, она сама явилась, раздобревшая телом, грудастая, волосы повойником покрыла.

Великий князь посмотрел на нее удивленно. А Софья остановилась у двери, закрыв собой пол проема.

- Проходи, княгиня, садись, - промолвил великий князь.

Софья села на постель, спросила:

- Не рад?

Ее большие, чуть навыкате глаза блеснули.

- Отчего же. Сказывай, с чем пришла?

- Может, раздеться дозволишь, государь? Иван Васильевич криво улыбнулся:

- Ежели лишь для того, так я ведь мимо твоей опочивальни не хаживаю. Ты ко мне по другому делу, княгиня? Чую!

Теперь Софья улыбнулась:

- Долго я тебя, государь, ожидала, да ты мимо моей комнаты проходишь.

Иван Третий лукаво прищурился:

- Хитра ты, Софья, однако я твою византийскую хитрость чую. Не иначе замыслила что-то.

А она принялась расстегивать саян, медленно перебирать яхонтовые пуговицы.

- Погоди, не торопись. Прежде о деле говори. Ведь не для того ты здесь, чтоб саян скинуть.

Софья замерла, лицо ее стало холодно-отчужденным.

- Может, уйти?

- Отчего же, не гоню. Токмо допрежь услышать хочу еще, по какой надобности ты здесь? Ведь не для того, чтоб на ложе моем сидеть.

- Уму твоему, государь, поражаюсь, но не догадливости. Что тебе об Иване Молодом ведомо?

Сник Иван Третий:

- Худо ему, боли его гложут. Не помогает ему твой лекарь, Софья.

- Отчего же лекарь мой? Ты ведь, государь, сам его просил у меня.

Софья встала. Не дождавшись, что скажет великий князь, промолвила:

- Болезнь Ивана Молодого непрошеная, в его годы только бы жить, тебе, государь, опору свою в нем видеть, ан не радует тверской князь.

Иван Третий, слушая Софью, глаз с нее не сводил. А она свое вила:

- Ты бы, государь, подумал, не тяжела ли Ивану Молодому власть великого князя Московского, не достаточно ли ему Твери?

Поднялся Иван Третий, кресло ногой отодвинул, к Софье подошел. Взяв ее за подбородок, голову приподнял. Голосом властным, не терпящим возражений изрек:

- Я, Софья, тебе уже говорил прежде и сегодня в последний раз сказываю. Иван Молодой мой сын. Я его великим князем назвал, и он им останется, пока жив будет. Слышишь, Софья, князем великим! Самодержцы мы, са-мо-держ-цы! Я Марье, матери его, обещание давал и исполню… Бога молю, чтоб отступила от него болезнь. Ужели это кара небесная?

Софья резко отстранилась и вышла из опочивальни.

На кривых пыльных улочках Казани, где за глинобитными дувалами прячутся слепые, без оконцев домишки, на грязных базарах и у мечетей горластые глашатаи осипшими голосами орали:

- Слушай, люд казанский, слушайте, правоверные! Князь Московский Казань воевать собрался, войско у Нижнего Новгорода собирает. Готовьтесь, достойные сыны великого Чингиса и Бату-хана! Али-хан к вам, правоверные, обращается!

Им вторили другие глашатаи:

- Правоверные, слушайте, что повелел Али-хан! Хватайте всех, кто согнулся перед Мухаммед-Эмином, тащите их, бросайте в яму или сажайте в железные клети. Они ослушники Аллаха!

А в великолепные покои ханского дворца после утреннего намаза сходились мурзы и беки, муфтии и темники, рассаживались полукругом на дорогом персидском ковре, поджав ноги и уставившись на обложенного подушками Али-хана, ждали, о чем он будет говорить.

Недвижимы их лица, и Али-хан, широкоскулый, безбородый, с щеками, побитыми оспой, заговорил, и речь его, прерывистая, гневная, подобная ударам хлыста, била по вельможам.

- Кто из вас достоин называться сыном великого Чингиса? - Али-хан повел взглядом по сподвижникам. - Кто из вас назовет себя сыном Орды, служителем пророка? Ваши воины на хвостах лошадей ведут сюда урусов!

- Великий Али-хан, разве у воинов твоей орды притупились сабли и опустели колчаны? - спросил мурза Шарук.

- Не оскудели наши колчаны, и сабли наши остры! - выкрикнул Али-хан. - Мы разобьем урусов, когда они появятся у стен Казань-города. Ты, Аль-Гази, потомок самого Батыя, и тебе я поручаю вот что: ты будешь своими постоянными набегами угрожать урусам, они потеряют покой. А вы, мурзы и беки, темники и тысячники, будете биться на стенах города.

- Якши, якши! - загалдели все разом. Тут муфтий Сагир голос подал:

- Великий хан, что мы будем делать с нашими ослушниками, какие сидят в яме и за решетками?

- Муфтий Сагир, эти собаки недостойны жить. Они верны Мухаммед-Эмину, и, когда он появится с урусами, мы поломаем им хребты и сбросим со стен. Мы расправимся с ними так, как поступал с предателями и трусами великий Чингисхан.

- О, Аллах, - воздел руки муфтий, - ты справедлив, Али-хан, такова воля Пророка.

- Пусть явятся урусы, и покарает их Аллах всемогущий! - зашумели все, и их ладони заскользили по лицам сверху вниз.

- Смерть гяурам!

- Во имя Аллаха, милостивого, милосердного!

Дума была скорой. Иван Третий вел ее, пребывая во гневе великом. Бояре замерли, опасались слово обронить. И не потому, что не решались прервать великого князя, перечить ему, - прав был Иван Третий.

А он распалился, очами по Думе молнии мечет, вятичей поносит.

Да и как было их не бранить, если Вятка вздумала от Москвы отделиться! Им, вятичам, Москва-де не указ и государь не государь. У них свои бояре и свои люди торговые, не хуже московских.

Нашлись среди вятичей и зачинщики. Их не так уж и много, но они вятичей взбунтовали, купцов московских, какие у вятичей меха и кожи скупали, изгнали из города.

Разошелся Иван Третий, голос возвысил: - Я, государь, Русь собираю, а вятичи намерены рвать ее на уделы? - Уставился на бояр. - Слать к Вятке войско, привести вятичей к покорности. А тех, какие намерились от дани уклониться, карать сурово! Да к крестоцелованию их всех до единого привести!