Читать книгу "Легион Безголовый - Сергей Костин"

— Принесли чего или пустыми явились?

— Есть маленько, — не совсем уверенно усмехается санитар, тиская пальцами поясок. — Как вы и приказывали, краска, кисточки, дрянь вонючая в бутылках, веревки. Много чего притащили.

— Сейчас приду. А до моего прихода все переписать и тщательно в списки занести для отчета вышестоящему начальству. Доказывай потом, что не мародерничали мы, а для нужд обороны составляющие изымали.

Санитар убегает.

— Пора и нам. Рассвет близок, а дел по самое не хочу. Маш, ты со мной?

— С тобой.

И правильно. Куда она без меня? Пропадет.

Если бы загулявший прохожий или какой при-позднившийся наряд милиции в эту странную ночь прошел мимо художественного музея, то его внимание непременно привлекли бы странные звуки, доносящиеся из-за плотных штор здания, охраняемого государством. Визг пилы, щелканье ножниц, скрежет металла — это только ничтожный перечень того, что мог бы услышать внимательный прохожий или патрульный.

Но тихо в эту ночь на улицах и, в частности, вокруг музея. Птица боится пролететь над ним, и мышь боится пискнуть рядом. И даже редкие ночные насекомые, кровожадно летающие по ночному городу, стараются облететь странное здание стороной. Ибо в эту ночь здесь вершится ИСТОРИЯ.

— Лешка! Иди с этими больными сам разбирайся. Я им что, нянька, утки вытаскивать?

А может, и не история, а так — маленький эпизод

Qepreu из жизни большого государства, которому многое еще предстоит увидеть на своем бесконечном пути.

Остаток ночи посвящаю общению с участниками освободительного движения. Машка права, если за ними как следует не присматривать, разбегутся на свою погибель.

Как водится — утро подкрадывается незаметно.

За час до восхода прибывает подкрепление с кладбища. Порядком поредевший отряд под командованием живого генерала долго не понимает, какого черта их вытащили из уютных блиндажей в город? Кто эти люди со странными лицами и манерами, что лезут к ним обниматься и целоваться? И почему вместо привычного оружия старший лейтенант Пономарев из отдела “Пи” предлагает взять в крепкие руки странные приспособления, назначение которых с трудом поддается человеческой логике.

Но когда вновь прибывшие, с помощью крепких выражений прапорщика Баобабовой, осознают, на какое важное государственное дело им предстоит отправиться, страсти утихают. Все они — и опера, и прокурорские понимают, что предстоит им стать участниками, возможно, самого важного события в их жизни. Есть такая профессия — Родину защищать от всяких разных нарисованных.

И наступает прекрасное летнее утро.

Совершенно непредсказуемо, совершенно некстати и совершенно неправдоподобно над районом идет густой мохнатый снег. И наступают абсолютно нереальные летние морозы под минус десять. Дома, деревья и тротуары покрываются тонким слоем льда. И становится мир белым-белым, как чистый лист бумаги, на котором нам, защитникам правопорядка и независимости, предстоит написать новую страничку истории.

— Если хренотень, то до конца хренотень, — высказывается по этому поводу генерал, натягивая на уши каракулевую папаху. Мы с ним целых полчаса проспорили в каморке уборщицы, кто из нас старший в предстоящей операции. Сошлись на том, что “до” и “во время” командую я, а “после”, если оно состоится, бразды правления взваливает на генеральские погоны соответственно он, генерал.

Нет, мне не жалко. Слава не для молодого лейтенанта. Лишь бы страна родная мирно проживала и ничего не нарушала. Генералу — генералово, а лейтенанту, как обычно, что останется.

Ровно в шесть ноль-ноль вверенные мне силы, состоящие из двухсот психически нездоровых пациентов клиники, трех десятков санитаров, не считая суетящегося Монокля и —пятидесяти работников правоохранительных органов, — итого общим числом примерно в триста душ — выстраиваются боевым порядком на краю заледенелого белого пятачка. Стратегический гений, совершенно неожиданно родившийся во мне в эти тревожные дни, подсказывает, как правильно, а главное, как красиво расставить вверенные мне силы на ограниченных просторах простой российской свалки.

Центр, как и следовало из тщательно разработанного оперативного плана, занимают рвущиеся в бой отборные силы под командованием главного врача психиатрической клиники. Четыре шеренги психов, облаченных в заимствованные из супермаркета спортивные костюмы образца “шерстяной утепленный”. Лыжные шапочки веселых расцветок в лучших традициях натянуты на подбородки. Некоторые бойцы, правда, до сих пор не прорезали отверстия для глаз, но на общий боевой дух это не влияет.

Вооружение у ударного отряда, готового принять основной натиск противника, самое что ни на есть современное, в духе задач и времени. У каждого бойца сопротивления небольшой лук, сооруженный из одежной вешалки и бельевой веревки, пучок детских кисточек и отдельно подвязанная на поясе банка с масляной краской. В дополнение у каждого имеется мохнатая малярная кисть для возможного ближнего боя и по две бутылки с ацетоном для оборонительного отхода.

Ударный отряд весел, смешлив, горланит новогодние песни про елку, тренируется холостыми в стрельбе по вымышленным мишеням и ни в какую не хочет подчиняться командиру — Моноклю. Главный врач, по торжественному случаю облаченный в парадный медицинский халат, на кармашке которого иностранными буквами вышита его замысловатая фамилия, мечется среди подопечных, требуя строжайшей экономии кисточек и краски. Два его личных ординарца из обслуживающего персонала помогают справляться с особо героическими личностями, временно изолируя их при помощи смирительных рубашек.

Позади шеренг сопротивленцев заградительный отряд из санитаров. Они же сдерживают фланги, но числом чуть поменьше. Из-за специфики задач санитары вооружены электрическими шокерами, резиновыми дубинками и лыжными палками, к концам которых крепко привязаны разлохмаченные кисти иностранного производства. По уверениям товарища Пейпиво, ответственного за несгибаемость санитаров, на таких кистях краска сохнет в три, а то и в четыре раза медленнее, если вообще сохнет.

Основные надежды я, как ответственный за операцию, возлагаю на товарищей по службе. Пятьдесят оперативников, прошедших огонь и воду, соображающих, что к чему и каким местом, это вам не просто так. Сила! Редкие пораженческие настроения, иногда вспыхивающие в среде прокурорских работников, гасятся при помощи прапорщика Баобабовой, которой разрешено применять самые крутые меры, вплоть до физического воздействия.

Опера, по случаю необычности порученной задачи, вооружены краскопультами на ручной тяге. Работают парами. У ведущего в руках палка-разбрызгиватель, у ведомого — ведро с разведенной пожиже краской. На то, что опера ослушались приказа и не сдали основное оружие, которое на Охотников не оказывает никакого воздействия, приходится закрывать глаза. Опер без пистолета под мышкой, что преступник без преступных замыслов.

По старой доброй традиции опера входят в состав как бы засадного отряда. Прячутся за горой занесенного снегом мусора. Командует операми, конечно же, капитан Угробов. Ругается сильно, но командует. Если капитаны не могут предложить ничего путного, то им остается только подчиняться лейтенантам, которые предлагают хоть какое-то, но решение. Может, и неверное, может, проигрышное, не знаю, но решение. И давайте больше не спорить по этому поводу.