Читать книгу "Вилы - Алексей Иванов"

В лагере бунтовщиков донские казаки Фёдор и Емельян сели в шатре за стол. Емельян свистнул жене Софье принести выпивку и закусь. Казаки потолковали начистоту. И Фёдор сказал, что от Дона бунту не будет ни войны, ни мира. На рассвете Емельян кликнул стражу и приказал полегоньку расстрелять друга Федю. Стража увела Кутейникова в соловьиный овраг. Выстрел оцарапал Кутейникову руку, а потом полковник влез в седло, опохмелился и ускакал в Царицын. А Емельян распрощался с мечтой о Доне.

21 августа 1774 года орда Пугачёва вошла в Царицын и окружила крепость. Защитники на бастионах «транжемента» лишь посмеивались. «Здорово, Емельян!» – весело крикнул Пугачёву кто-то из старых знакомых. Мятежники и казаки лихо перестреливались из пушек шесть часов, положив друг у друга немало народу. Но лазутчики шепнули Емельяну, что к Царицыну, пыля степным трактом, шагает упрямый деташемент Михельсона, и Пугачёв скомандовал уходить из Царицына.

В Сталинградскую битву от бомб Люфтваффе осыплется береговая круча Волги, а из неё вывалятся чугунные пушки, набитые старинным золотом. Конечно, бойцам Сталинграда будет не до этих нелепых сокровищ. Но останется легенда о том, что немец выбил из земли даже пугачёвские клады, но не сумел выбить русских солдат. А клады, скорее всего, были не пугачёвские, а стенькиной понизовой вольницы. Весной 1670 года в Царицыне целый месяц сидели молодцы Стеньки Разина.

Отступая от Царицына, пугачёвцы поймали и присоединили к себе несколько заплутавших команд донских казаков, но «на первом ночлеге донцы все человек по человеку ушли». За отречение от Пугачёва Войско Донское получит от властей щедрую награду: казачьи звания на Дону приравняют к офицерским. Отныне в Войске Донском чин полковника будет давать право на потомственное дворянство. Любому казаку Дона откроется прямой и свободный путь в элиту государства Российского.

«Саксоны»

Пугачёв отступил от Царицына на 30 вёрст и без боя занял небольшую, но ладную крепость с библейским названием Сарепта. В «транжементе» с шестью бастионами под защитой дюжины пушек стояли аккуратные дома, ратуша и новенькая кирха. Подобные городки Пугачёв уже видел в Европе.

На Волге ниже Саратова было немало таких пригожих селений. В них жили колонисты. В 1762 году государыня Екатерина призвала европейцев переезжать в её державу. Приехало 25 тысяч переселенцев: датчан, чехов, голландцев, немцев, шведов. Русские их всех называли немцами, как всех азиатов называли татарами. Власть дала «немцам» богатые земли по Волге и небывалые льготы, лишь бы гости остались насовсем. Так появилась сотня селений-колоний со своими администрациями, хозяйством, верой и языком.

Многообразие России кажется бесконечным. В слободе Сарепте – сейчас она в черте Волгограда – ясно, что Германия – тоже немножко Россия

Жить в России колонистам окажется так комфортно, что за полтора века их число увеличится в 16 раз – до 400 тысяч. В 1918 году немцы Поволжья создадут свою Автономную область с центром в городе Маркс. Страшной осенью 1941 года, когда загрохочет Великая Отечественная война, Сталин подло обвинит «русских немцев» в измене и вышвырнет с Волги в Казахстан, в Сибирь и на Алтай.

Кирха в колонии Сарепта. 1772 год

Пугачёв называл колонистов «саксонами». Для них у Емельяна сыскался толмач – поляк Ян Гомулка, бывший конфедерат, а потом слуга Державина. Под Петровском, когда Державин бросил своих казаков, его слуга попал в руки мятежников. Ян Гомулка перевёл манифест Пугачёва на немецкий язык и поехал по колониям оповещать о целях русского бунта.

Немецкие колонии были идеальными сельскими предприятиями XVIII века. Увы: создавая идеал, Екатерина не подумала о механизме его защиты – о способе протестовать. Рядовым колонистам некуда было жаловаться: их прагматичные начальники сразу скупили чиновников саратовского управления колониями. Для протеста работникам оставался только бунт.

Трудолюбивые немецкие парни бережно убрали мотыги в амбары, умылись и организованно явились к самозванцу герр Пугатчофф, хотя не собирались становиться казаками. Но справедливость – юбер аллес.

Потом царские следователи никак не смогут понять, что же общего было у цивилизованных европейских колонистов и русских дикарей. Изумлённо качая головами в париках, следователи запишут про Пугачёва: «по выходе из Саратова пошол он колонистами, но оные драки с ево толпою не делали». А Пугачёв впервые столкнулся с тем, что казачья ценность справедливости оказалась и главной ценностью крестьян, ведь «саксоны» были крестьянами. Это объяснялось тем, что «саксоны» были лично свободными. Свободные «саксоны» требовали справедливости так же, как свободные казаки.

Пугачёв понял: правильно он сделал в Саранске, когда объявил свободу всем мужикам, а не только тем, кто уже вступил в его войско. Жаль только, что трёх недель от Саранска до Сарепты не хватило, чтобы крестьянство всё поголовно поставило справедливость выше выгоды – то есть сменило свои двухвековые ценности, выстраданные рабами на пашнях.

Сарепту Пугачёв занял 17 августа 1774 года и простоял здесь сутки.

Эту колонию в 1765 году основали «моравские братья» старшины Петера Конрада Фриза. «Братья» исповедовали непротивление злу насилием и блюли евангельские идеалы. Речка Сарпа под Царицыном напомнила им ливанскую Сарепту, и «братья» назвали колонию именем из Ветхого Завета.

Когда пришёл Навуходоносор-Пугачёв, жители Сарепты спрятали нажитые богатства в подземельях под кирхой и ратушей: там их до сих пор ищут диггеры. Женщин, детей и стариков «братья» отправили на барке по Волге в Астрахань, а мужчины ушли пешком. Они благоразумно двигались степью, в стороне от тракта, и погоня бунтовщиков не изловила беженцев.

Пугачёв смотрел на новенькую кирху Сарепты и думал, чего он уже только не видел: скиты, кремли, калмыцкие хурулы, мечети, «транжементы», мавзолеи, заводы, чувашские керемети, остроги, караван-сараи, усадьбы… Всё это бесконечное многообразие невозможно отформатировать по единому казачьему образцу. Казачьи ценности прекрасны для всех, но казачий образ жизни годится только для казаков. И Пугачёв отдал Сарепту на грабёж.

Последний бой

Орда Пугачёва уходила вниз по Волге, и было ясно, что это отступление. Бунт себя исчерпал. Как дурную бесконечность, его нельзя было завершить – можно только прекратить. И Пугачёв рвался к Астрахани, к Каспию и на Кубань. А преследовал Пугачёва один лишь деташемент Михельсона. Посреди огромной приволжской степи Пугачёв и Михельсон наконец нашли друг друга. Им надо было ответить на тот вопрос, который был задан ещё на далёком Урале, на Лунной реке: кто кого? И судьба словно бы освободила пространство для ответа, для главной битвы.

Самодельный пугачёвский орден из музея Уфы

Пугачёв остановился за оврагом в трёх верстах от села Солодники. Здесь у царицынского купца Солёникова находилась «ватага» – рыбные ловы с кошами рыбаков. Эти рыбацкие лачуги и стали свидетелями последнего яростного спора империи и свободы.