Читать книгу "Отрок. Перелом - Евгений Красницкий"

Но и это еще не все! После службы в армии мне доводилось встречаться на военных сборах с офицерами, попавшими под хрущевское сокращение сразу по окончании военных училищ. Они ни минуты не служили в офицерских чинах: получили диплом, лейтенантские звездочки и – марш на гражданку!

Вот они-то мне и рассказали о реакции на происходящее тех девиц, которые предпринимали воистину титанические усилия для того, чтобы выйти замуж за будущих офицеров. И вдруг защитник Отечества, завидный жених в одночасье превратился в существо, с которым могут сделать все, что угодно, а он и пикнуть не может! А спрос с мужчины в те времена был иной, чем сейчас – по-настоящему, как с мужчины! Представляете, какое мнение об армии и военных эти девицы потом вложили в умы своих детей?

Вот вам третий индикатор: «элита» топчет армию и рушит ее авторитет в глазах народа. Чтобы никаких преторианцев! Солдат не думает, а выполняет приказы, а в свободное время занимается спортом! И близко «сапогов» к политике не подпускать, поскольку совершенно очевидно, как они поступят с «элитой».

Еще одно обстоятельство – ну что поделаешь, не бывает у таких серьезных процессов только одной причины – обязательно целый комплекс.

О том, что Хрущев вел себя в вопросах искусства и вообще творчества, как хряк в банкетном зале, сказано много, не буду повторяться. Он таки создал антисоветскую, а по сути антигосударственную, оппозицию в среде творческой интеллигенции. Она и так армию никогда не жаловала, а уж став антигосударственной, не стать антиармейской просто не могла. И потек в массовое сознание «сладкий яд». Поясню примером.

Вот строчки двух поэтов.

А. Т. Твардовский:

Переправа, переправа!

Берег левый, берег правый,

Снег шершавый, кромка льда.

Кому память, кому слава,

Кому темная вода, —

Ни приметы, ни следа.

И. Л. Деген:

Мой товарищ, в смертельной агонии

Не зови ты напрасно людей.

Дай-ка лучше погрею ладони я

Над дымящейся кровью твоей.

И не плачь, не скули, словно маленький.

Ты не ранен. Ты просто убит.

Дай-ка лучше сниму с тебя валенки.

Мне еще воевать предстоит.

Вроде бы об одном и том же – на войне убивают. Однако одни строки одобрены официально, а вторые – запретный плод, следовательно, намного привлекательнее. А говорится в них о том, что в случае чего, с тебя, еще с живого, стащат обувь и бросят умирать на снегу. Каково это читать призывнику? Самое же интересное, что наиболее широкое хождение «самиздатовские» произведения получали именно в среде той самой «элиты». Вольно или невольно, она создала моду на «запрещенную литературу» и тем способствовала ее распространению и популярности.

Вот вам четвертый индикатор: профессионально исполненная антиармейская пропаганда в виде запретного плода, который, как известно, сладок.

А теперь давайте подведем итог первого десятилетия процесса развития в массовом сознании негативного отношения к армии и военным.

1. Нарастание напряжения в отношениях между управляющей подсистемой и «молчаливым большинством», прошедшим через настоящую воинскую службу.

2. «Элита» и народ, прошедший через войну, через настоящую воинскую службу, становятся чужими друг другу.

3. «Элита» топчет армию и рушит ее авторитет в глазах народа.

4. Профессионально исполненная антиармейская пропаганда приобретает все большую популярность в широких слоях населения.

А на дворе только 1950-е, никому и в голову не может прийти, что случится в конце века!

* * *

Середина 1960-х. Хрущева сняли, пышно отметили 20-летие Победы, во главе страны встал фронтовик, один из самых молодых генералов Великой Отечественной. Казалось бы… Ан, нет. Номенклатура прекрасно умеет, подобно адмиралу Нельсону, поднимать сигнал «Ясно вижу», приставляя при этом подзорную трубу к выбитому глазу.

Да, прозвучала песня «Фронтовики, наденьте ордена» и множество других песен. Снимались фильмы, ставились спектакли, издавались книги, строились мемориалы, проводились торжественные мероприятия различного калибра, тратились бюджетные миллионы. Казалось бы, все было, но… не было ничего!

Напомню: мы говорим о процессе изменения отношения к армии в массовом сознании. А вот в массовом-то сознании, как ни удивительно, как раз в это время и произошел коренной перелом. Дело в том, что через два года после 20-летия Победы, праздновалось 50-летие Великой Октябрьской социалистической революции. Праздновалось так, что… кто помнит, понимает, о чем речь, а кто не видел – рассказывать бесполезно. А на следующий год отмечали 50-летие Советской Армии и 50-летие ВЛКСМ. И череда этих празднеств не только породила номенклатурную моду на всяческие юбилеи, но еще пропахала в массовом сознании рубеж: «вот это история, которой мы гордимся, а вот это нынешние будни». Армия, прошедшая до Берлина и Порт-Артура – одно, а нынешняя армия – совсем другое.

Да и внешние признаки, что называется, «били в ту же калитку». Приведу лишь два примера.

За что награждали фронтовиков? За боевые заслуги, за отвагу, за оборону: Ленинграда, Сталинграда, Советского Заполярья, за взятие Будапешта, Праги. За подвиги и деяния! За что награждали военных в 1960—1970-е годы? За 50 лет Советской Армии, за 30 лет победы над Германией, за 100 лет со дня рождения Ленина. Чувствуете разницу? Как реагировал среднестатистический обыватель, узрев эти награды на груди не у седовласого ветерана, а у сравнительно молодого офицера СА? Да очень просто – давал им свои названия: «За прогиб перед начальством», «За сознательность перед замполитом», «За стук особисту». В массовом сознании это были не награды за подвиги и деяния, а поощрение за хорошее поведение вроде премии или почетной грамоты.

А чего вы хотели? Мы же не воевали в Корее, во Вьетнаме, в Египте, в Анголе. Даже на Даманском и в Казахстане мы драли китайцев как-то застенчиво и чуть ли не тайком, только что не приговаривая: «Извините, я больше не буду».

И второй пример – опять из личного опыта. Внешний вид. Ей-богу, от тех времен у меня сохранилось впечатление, что солдат срочной службы специально обряжали в маскарадные костюмы идиотов. В 1970-м году, приехав в Ленинград в отпуск в необъятных галифе и в мундире с ватной грудью и талией почти под мышками, я чувствовал себя сущим клоуном, одетым по моде конца 1940-х – начала 1950-х. Утешился, только узрев в метро десантника в берете, со вставленной пружиной от фуражки – это был уж и вовсе полный сюр. Офицерский прикид тех времен, впрочем, был немногим лучше.

Когда наши ухари из хозвзвода раздобыли на окружном вещевом складе полсотни гимнастерок со стоячим воротником, мы чуть не дрались за них, чтобы хоть немного быть похожими на солдат Великой Отечественной.

И как, по-вашему, должны были относиться к таким «красавцам» обыватели? Много ли общего они находили в нас с героями, победившими фашизм? Встречают-то по одежке! Знаете, как отреагировали мои сослуживцы на зачитанную мной в казарме фразу из «Метели» Пушкина: «Появление в сих местах офицера было для него настоящим торжеством, и любовнику во фраке плохо было в его соседстве»? Громовым хохотом! Думаю, не надо объяснять, почему.