Читать книгу "Люби и властвуй - Александр Зорич"

Мгновения торжества. Ровный мертвенный свет, истекающий с небес на поле беспощадной сечи. Мертвые лица мертвых. Мертвые лица живых. Вой Гулкой Пустоты в ушах и под сердцем.

Красноглазый человек с длинными снежно-белыми волосами, рассыпавшимися по плечам из-под шлема, увенчанного полумесяцем и девизом правящей династии Новых Конгетларов, принимает присягу из сочащихся кровью свежих ран уст побежденных.

Ему нет противников. Ему нет равных. Ему нет предела.

Море Фахо рокочет в нескольких лигах от его стоп. На нем ― лес мачт, бьются по ветру штандарты Южных Домов и шелковые тритоны тернаунских дружин.

Война эпохи Третьего Вздоха Хуммера завершена. Звезднорожденные мертвы. Кальт, узурпатор ретарского престола, умерщвлен на рассвете. Элай, сын звезд-норожденного, умерщвлен час назад. Мятежный Дом Гамелинов истреблен. Орин раздавлен, как молодой неумелый краб в челюстях бывалой морской черепахи. Имя черепахе ― Синий Алустрал. Имя новому Властелину Круга Земель ― Торвент Мудрый.

Губы Герфегеста сухи и шершавы. На мгновение он, глупейший из Конгетларов, прикладывает их к тыльной стороне ладони своего бывшего наставника, своего бывшего соратника, своего бывшего Императора.

Герфегест поднимает глаза. Сейчас, сейчас эти сухие губы предателя произнесут слова присяги. Сейчас.

– Торвент, мгновения твоей жизни сочтены. Ищейка Урайна идет за тобой.

Тогда он не нашел ничего лучшего, чем смех. Смех ― и промельк стали, вернувшей мятежного Герфегеста в лоно небытия.

Но прежде чем последний из покоренных мерзавцев склонил перед ним колени, прежде чем он успел задуматься над словами Герфегеста, сочлененная смерть разыскала его.

Норо окс Шин слишком хорошо помнил тот день и слишком свежей казалась боль, дробящая огненными молотами в прах его молодое тело. Норо окс Шин не рассмеялся теперь, спустя шестьсот лет после своей смерти в зените небывалого могущества, по сравнению с которым слава Элиена, искусство Шета и воля Урай-на были менее, чем ничем.

Убийца отраженных чуял свою добычу за многие лиги так же хорошо, как гончая чует медведя, как Поющее Оружие ― плоть звезднорожденного, как влюбленный мужчина ― счастье своей возлюбленной.

Сточными канавами улиц, вытяжными трубами обширных подвалов особняков Красного Кольца, а то и просто густой травой садов, разбитых на манер алу-стральских «озер и тропок», Убийца крался к своей цели.

Убийца отраженных не мог «знать», но он мог «пребывать в действиях, которым позавидовали бы и превыше всех мудрый правитель, и превыше всех зоркий следопыт, и превыше всех опытный воин». Весь остаток ночи и все утро Убийца отраженных пребывал в действиях. И они вывели его в туннель Почтового Дома. Туннель, ведущий в неведомую Убийце громаду Свода Равновесия.

Но Убийца отраженных и не должен «ведать». Путь ведет его от начала до конца рокового странствия. Убийца уже был близок. И сверхчуткий Зрак Истины в кабинете гнорра отозвался на его приближение.

Норо, стремительно подошедший к шару, приложил к нему ладони, после невесть зачем ― правое ухо, вслед за этим вернулся, сел, бессмысленно обвел взглядом надрубленную поверхность стола и стражей за спиной Эгина. Наконец он вновь обрел способность удивлять мир членораздельной речью.

– Вы не солгали мне, рах-саванн. Признаюсь, я удивлен. Можно даже сказать ― восхищен вами, рах-саванн. И тем большим будет мое восхищение, когда вы продемонстрируете свою способность не только выпускать в мир Ищейку Урайна, но еще и отзывать ее обратно.

Теперь для Эгина настала очередь неподдельно удивляться.

– Простите, аррум, я не вполне понимаю вас. Убийца отраженных ушел своим путем, и я не имею над ним ни малейшей власти. Равно как и вы, равно как и кто-либо другой.

– Милостивые гиазиры, оставьте нас.

Слова Норо явно были обращены к «матросу» и «нищему», так как, кроме них, в кабинете никого не было, и те безмолвно направились к дверям подъемника. Норо помолчал, ожидая, когда они исчезнут, и сказал твердым, ровным голосом:

– Не тебе, варанец, судить о темной мудрости Ок-танга Урайна, звезднорожденного, призванного ко второму рождению волею Хуммера и уничтоженному волею Кальта Лозоходца. И не тебе, варанец, знать о секретах его Ищейки.

Судя по тому, что Норо отослал своих преданных псов, он говорил нечто, чего ни одному смертному знать не должно. Эгин подумал, что если Норо говорит это ему, следовательно, он уже заочно приговорил его, Эгина, к смерти в любом случае. А у Эгина, хоть ему и было стыдно в том себе признаться, была слабая надежда, что Норо по каким-то соображениям высшего порядка до поры до времени оставит его в живых. Ведь уцелел же он, Эгин, в стольких передрягах! И Дотана-геле он глянулся, и Знахарю, и даже Лагха был более чем снисходителен к нему. Если не считать, конечно, указаний Онни убить его незамедлительно по прочтении письма.

Норо тем временем продолжал:

– Урайн был достаточно умен, чтобы оставить лазейку к хладному сердцу и каменным глазам Скорпиона. Скорпион ― это стрела, которая создана так, что ее можно вернуть обратно. Но сделать это может лишь тот, кто выпустил стрелу. Ты, Эгин, безумно везучий рах-саванн Опоры Вещей, выпустил Скорпиона в мир. И ты, Эгин, заставишь его вновь распасться в ничто, в бессмысленные побрякушки.

– Странно, ― протянул Эгин, опьяненный гибельным предощущением своей близкой и неизбежной смерти. ― Вы полагаете, аррум, что я, офицер Свода Равновесия, присягавший на верность князю и истине, а равно и невольный странник Великого Пути, я выпустил Убийцу отраженных ради собственной забавы и теперь по первой же вашей просьбе верну его назад?

Норо противоестественно свернул голову набок (ну чистый ворон!) и с усилием потер шею под своим знахарским шлемом.

– Да, рах-саванн, по первой же моей просьбе. Просьба будет чуть позже. А пока что вы можете поговорить со мной. Просто поговорить.

Эгин был в полном недоумении. А как же «я вырежу твое сердце, мерзавец, если ты не…» или «вскрою Внутреннюю Секиру, и ты поймешь, чем…»? Впрочем, что ему, Эгину? Уж лучше действительно просто поговорить. Но о чем? В том, что Норо ― отраженный, Эгин теперь не сомневался, ибо отчего бы самозваному гнорру так пугаться Скорпиона? В том, что тирания нового гнорра будет жестокой и беспощадной, Эгин тоже не сомневался. Они ― враги, и говорить им не о чем. Оставалась Овель.

– Скажите, аррум, а где Овель исс Тамай?

– Овель? Не знаю. Честное слово, не знаю. Я вам лучше расскажу, как мои люди выследили вас в Пин-нарине. Хотите?

Эгин не хотел и поэтому молча пожал плечами. Понятно ведь и так, что дотошный гвардеец на заставе послал все-таки своих людей в Свод сообщить о подозрительном арруме по имени Иланаф, и Норо, который ожидал появления своего агента, услышав описание его, Эгина, внешности, сразу понял, какой «Иланаф» прибыл в столицу. Нет, говорить им было решительно не о чем. И Норо это тоже знал. Но чего же он ждал, чего?