Читать книгу "Мы - Дэвид Николс"

— Я вбил данные твоей карты. Надеюсь, ты не против?

Я был не против.

164. Барселонета

Отель оказался одним из тех модерновых заведений, которые практически не изменились с 2003 года, — модульная мебель, обтянутая бежевой кожей, телевизоры с большим экраном и много бамбука.

— Что ж, весьма элегантно! — выбрав кровать по левую сторону, сказал я.

— Уверен, что не хочешь отдельный номер?

— Боишься, что будешь мне мешать? Думаю, все будет нормально.

Я вышел на балкон: вид на Средиземное море, а через шоссе в четыре полосы — пляж, забитый, словно какая-нибудь торговая улица.

— Папа, как насчет того, чтобы перекусить? Или сразу пойдем на пляж?

Он действительно вел себя чрезвычайно любезно, но я отнес это на счет его вчерашней беседы с Конни. Присмотри за своим стариком. Будь с ним поласковее денек-другой, а потом отправь его домой, ну что-то в этом духе. Похоже, он следует жестким инструкциям, но долго наверняка не продержится, но я решил получать удовольствие от его неожиданной дружелюбности, а там будь что будет. Ведь мы оба были сейчас на себя не похожи, так что, возможно, оно даже к лучшему. Я закатал штанины, взял в ванной полотенце, а в сувенирном магазинчике в холле отеля подобрал, при всем их скудном выборе, плавки «Спидо» персикового цвета, на два размера меньше, чем нужно, и мы отправились на пляж.

Для меня пляж всегда был враждебной средой. Грязный песок, слишком яркое солнце, чтобы читать, слишком жарко и неудобно, чтобы спать, пугающее отсутствие тени, ну и к тому же явная нехватка более-менее сносных общественных туалетов, если, конечно, не брать в расчет море, хотя большинство купающихся именно так и делают. Если на пляже негде яблоку упасть, то любой самый лазурный океан становится похожим на ванну, в которой до вас кто-то мылся, причем на этом пляже и впрямь яблоку негде было упасть, а бетон, выхлопные газы и подъемные краны над головой придавали ему сходство с неряшливой строительной площадкой. Молодая Барселона была красивой, мускулистой, наглой и загорелой, а еще здесь оказалось достаточно голых грудей, хотя мы оба, Алби и я, устроили целое дело, чтобы не устраивать из этого целого дела.

— Совсем не похоже на Уолберсвик, — заметил я, воплощенное хладнокровие, когда рядом расположилась компания полуголых девиц, и мы дружно согласились, что да, это совсем не похоже на Уолберсвик.

Мои спортивные штаны-мутанты были благополучно оставлены в Мадриде, но мне срочно нужно было придать себе пляжный вид, поэтому я расшнуровал ботинки, выполнил ряд телодвижений, необходимых для того, чтобы натянуть под полотенцем свои отвратительные плавки, — очень сложная процедура, вроде того, как завязывать надутый шарик, — а затем с некоторым смущением улегся на горячий песок. При всем своем энтузиазме по поводу моря Алби явно не горел желанием идти купаться, но полуденное солнце жарило почище любого гриля. Солнце все сильнее припекало голову, и, когда стало совсем невтерпеж, я сел, сбрызнул череп солнцезащитной жидкостью и сказал:

— Эгг, можно взять твои очки для плавания?

165. Pelagia noctiluca

Вода у самого берега была мутной от лосьона для загара и жирной, как кухонная раковина после воскресного барбекю, а людей набилось как сельдей в бочке; они неподвижно стояли, подбоченившись, с озабоченным видом, словно забыли, куда положили ключи. Между ног сновала мелкая рыбешка, с тусклой чешуей и явно токсичная, ведь одному Богу известно, чем она там питается. Но чуть подальше, на глубине, вода была прозрачной и голубой, и я наконец-то начал получать удовольствие от жизни. Надев очки Алби, я нырнул, и остатки вчерашнего вермута моментально выветрились. Я хороший, уверенный в себе пловец и очень скоро оказался в воде совершенно один, с удовольствием оглядываясь на город с его телевышками, подъемными кранами, фуникулером и горами в сизой дымке вдали. Нет, это ж надо — исколесить, облазить всю Европу и только сейчас добраться до моря! Отсюда Барселона казалась красивой, нарядной, очень современной, и я уже мысленно прикидывал, как буду осматривать ее вместе с сыном. По крайней мере, сейчас, затерявшийся среди тел на пляже, он был в полной безопасности. Путешествие приблизилось к своему логическому концу, через два-три дня я вернусь к Конни, и худо-бедно все прояснится. Ладно, сейчас лучше об этом не думать.

То, что случилось потом, окутано туманом, хотя я отчетливо помню боль в стопе, настолько острую, будто меня полоснули ножом. Мне следовало сразу понять, в чем дело, но поначалу я решил, что наступил на острый осколок, и только погрузив голову в воду и обнаружив, что песчаное дно далеко, очень далеко внизу, а вокруг розовые и голубые облака медуз — рой, лучшего слова и не подберешь, — я понял, в какую передрягу попал. Я попытался нормализовать дыхание и убедить себя, что если выбрать удачный момент, то проплыть через это минное поле и добраться до берега не составит особого труда. Но неужели их действительно так много? Сделав глубокий вдох, я еще раз ушел под воду, но тут же выплыл на поверхность, жадно ловя ртом воздух. Я словно был единственным очевидцем нашествия пришельцев, их высадки на берег, и находился в глубоком тылу, впечатление это еще больше усилила острая боль в пояснице, как от удара хлыста. Я завел руку за спину, нащупал что-то мягкое, похожее на размокшее бумажное полотенце, и моментально получил очередной удар хлыстом, на сей раз по запястью. Пулей выскочив наверх, я обследовал рану, которая уже начала густо розоветь, на коже явственно проступили следы от щупальцев. Я выругался и застыл на месте, но в результате снова ушел под воду солдатиком, точно поплавок от удочки, сделав вдох вместо выдоха, когда увидел одно из этих отвратительных существ буквально в дюйме от лица, точно оно намеренно меня запугивало. Как это ни абсурдно, я ткнул прямо в него кулаком, потому что ничто не причиняет медузе таких душевных страданий, ничто так не задевает ее чувства собственного достоинства, как хороший удар по морде. Избежав очередного ожога, я отпрянул и попытался удержаться на поверхности, делая лягушачьи движения руками и ногами. Затем огляделся по сторонам. Ближайший пловец был ярдах в пятидесяти от меня, но он тоже, насколько я заметил, взвизгнул от боли и начал энергично грести в сторону берега. Выходит, я остался совсем один.

Я открыл было рот, чтобы закричать. Возможно, мне следовало позвать на помощь, но слово «помощь» застряло у меня в горле. И внезапно показалось мне каким-то дурацким. «Помогите!» Но кто, в самом деле, кричит «Помогите!»? Какое затертое выражение! И в любом случае как сказать «помогите» — по-испански или надо говорить по-каталански? И будет ли хоть какой-нибудь толк от «aidez-moi!»? Интересно, а когда тонут французы, они не чувствуют себя по-идиотски, крича «aidez-moi!»? И даже если кто-нибудь паче чаяния и услышит, как он сможет мне помочь, если я нахожусь в столь плотном кольце? Им наверняка придется извлекать меня с помощью вертолета, а с моих бледных ног будут свисать желейной массой эти монстры. «Простите! — вот что надо кричать. — Простите. Простите, что оказался таким проклятым кретином!»