Читать книгу "Триэн - Василий Головачев"

Уваров мысленно улыбнулся: этот вопрос он задавал себе неоднократно, однако до сих пор не смог на него ответить. Его наследственная память молчала, не спеша открывать тайны прошедших миллиардолетий с момента рождения Вселенной[12]. А может быть, и не хранила информацию о столь далёких временах.

Хотя сам Уваров верил, что его родовая линия – не как личности, а как представителя чередующихся волн разума – тянется до самого момента зарождения разума как такового.

Мысль-воля приоткрыла дверцу в «библиотеку» памяти, почти безошибочно нашла нужную полку с нужными файлами, соответствующими хранившейся там информации о далёком прошлом космоса.

Уварова объяла глубокая темнота, не пробиваемая ни одним лучиком света. Вспомнилось признание Ватшина: «Когда я попытался оглядеться и ничего не увидел, испугался даже, подумал – ослеп!» Ощущение глобальной тьмы так и действовало на психику – ошеломляюще, сам Уваров когда-то, попав в «тёмную эпоху», едва не запаниковал. Теперь же он знал, почему вокруг так темно, однако темнота эта не казалась мёртвой, и если она жила в памяти, то предок Уварова, живший в те времена, знал о её существовании и даже каким-то образом видел.

Но как он видел, чем? Были у него глаза или нет? Ведь он должен был ориентироваться в своём мире, принимая вместо световых лучей излучения другого диапазона электромагнитного спектра? Или тогда живые существа действительно представляли собой кластеры разного рода полей и видели гравитационные волны, к примеру? Или торсионные колебания…

Уваров настроился на спуск к границе «тёмной эпохи», сменившей пожар аннигиляции первичных частиц, родившихся после Большого Взрыва, но до слуха долетел какой-то стук, и он рывком вытащил своё «Я» из бездны памяти.

Стучали в дверь бокса.

Александр Александрович открыл глаза, инстинктивно прикрыв их рукой: в кабинете было слишком светло после мрака «тёмной эпохи».

– Кто?

– К Семёну Феоктистовичу, – раздался за дверью голосок лаборантки Раи. – Все идём.

Уваров с неохотой встал, протирая глаза, так как отказаться от рандеву с завлабом он не имел права. Подумал, открывая дверь: дома оттянусь, погуляю по древностям, надо же отдыхать когда-нибудь.

3. Невыносимая прелесть раздражения

Тревогу объявили сразу после отъезда «китайской делегации», захватившей заместителя главы Московской газовой биржи Новихина, однако по горячим следам догнать микроавтобус «Хёндэ» не удалось. Он как в воду канул, свернув на Большую Якиманку. А когда его всё-таки обнаружили полицейские через двадцать минут в районе станции метро «Октябрьская», он был пуст.

Служба безопасности «Ксенфорса» не зря ела свой хлеб, но и она не смогла вовремя сориентироваться, уверенная в абсолютной невозможности прямой атаки на свои порядки. Бесин представить не мог, чтобы кто-то в России осмелился схватиться с его контролёрами открыто, кроме разве что такой же службы «Триэн». Однако в данном случае речь о схватке с триэновцами не шла, почерк был не их.

– Кто?! – тяжело спросил Арнольд Метаксович, когда на пороге его кабинета возник Рожнов, новоиспечённый начальник службы безопасности «Ксенфорса», похожий на большую серую мышь.

– Герпы, – выдохнул Рожнов, съёживаясь на краешке стула, не рискуя поднять глаза на Главного Админа.

– Доказано? Откуда сведения?

– Источник в «Герпафродите».

– Почему не упредили?

– Не успели.

– Я тебя зачем назначил главным по тарелочкам?!

Рожнов совсем усох, вжимаясь в стул.

– Нужна большая чистка… у нас где-то сидит «крот» герпов.

Бесин внезапно успокоился.

– Почистим, само собой. Займись этим делом: кто конкретно нас сдал и кто посмел нанести удар. Нужно ответить на этот выпад, герпы обнаглели. Подготовь ответный удар по их тактическому центру на Селигере. На разработку операции даю сутки.

– Но там… на Селигере… кто-то выкрал Дворковица. Яхт-клуб наверняка усилил охранные редуты.

– Плевать! Они думают, что им всё позволено, пора ставить этих змей на место!

– Слушаюсь, Шамшур Ашшурбазипал.

– Брось на операцию лучший монк!

– Будет сделано, Великий.

Рожнов бочком выбрался из кабинета, тихо закрыл за собой дверь.

Бесин сплюнул совсем по-человечески, этому он научился в первую очередь, как и ругаться матом, подумал и вызвал к себе главу контрразведки «Ксенфорса». Слова Рожнова о наличии «крота» герп в системе ему не понравились. Назревала проверка российской структуры «Ксенфорса» правилами – с ударением на втором слоге – общеземной формации драгонов, и к ней надо было готовиться со всем тщанием… чтобы удержаться в своём кресле Великого Пастуха.

4. Змеиное СИЗО

Сидеть в кресле пыток было неудобно, герпы знали, как доставить пленнику-драгону наибольшие муки, и упаковали Новихина так, что он едва мог дышать. Но второй драгон в системе «Ксенфорса» терпел, копя силы для допроса. Он был уверен, что его обменяют на высокопоставленных герп, томящихся в застенках драгонов, и мечтал о последующей операции возмездия.

Ему было отчего злиться, так как он сам недавно работал начальником службы безопасности Газовой биржи и знал все нюансы этой системы, призванной защищать не столько биржу, сколько работающих на ней драгонов. Рожнов, занявший место общего босса безопасности, явно не справлялся со своими обязанностями, и его надо было убирать.

Злило Новихина и его унизительное положение пленника герп, которых ненавидели все драгоны и с которыми вынуждены были мириться. Что заставило змеелюдей нарушить зыбкое перемирие, понять было трудно.

И ещё один момент усугублял минорное настроение Новихина (драгона Ворока Уффы): деятелям его уровня не вживляли чип-программу самоуничтожения, и он не мог отключить сознание, чтобы не выдать захватчикам суперважную информацию о «Ксенфорсе». Впрочем, если бы даже он имел возможность самоликвидироваться, вряд ли пошёл бы на этот шаг. Молодой, сильный, амбициозный, он хотел жить.

Где-то вверху щёлкнуло.

Новихин хотел поднять голову, но не смог. Специальные рычаги упирались ему в подбородок, стискивали шею и не давали пленнику ни малейшей свободы.

Краем глаза он заметил движение: с потолка спустилась прозрачная капсула лифта, из неё вышли пассажиры, и на драгона глянули два человека. Обоих он знал.

– Приветствую вас в нашем комфортабельном изоляторе, Игорь Олегович, – сказал первый, широкоскулый, с шапкой чёрных волос, черноглазый и скорее серолицый, чем смуглый. Это был Суркин, президент российского «Оборонсервиса».

Второй – грузный, с мясистыми щеками и тройной складкой подбородка, был заместителем генерального прокурора по фамилии Сердюк.