Читать книгу "Сто тайных чувств - Эми Тан"

Я думаю, что Джордж и Вирджи поехали в Чангмиань, чтобы попросить прощения у Кван. Ведь чтобы жениться на Вирджи, Джордж был вынужден признать, что Кван умерла. Я до сих пор испытываю смешанные чувства по этому поводу. Что касается брака, думаю, Кван не имела бы ничего против. Вероятно, в глубине души она догадывалась, что не вернется домой. И никогда не позволила бы Джорджу голодать. Думаю, она засмеялась бы и сказала: «Жаль, что Вирджи не умеет готовить».

Все эти два года я думала о Кван, пытаясь понять, зачем она вошла в мою жизнь и почему ушла из нее. Что она имела в виду, говоря о судьбе? Знаю, два года — достаточный срок для того, чтобы отделить то, что произошло, от того, что могло бы произойти. И это хорошо. Теперь я верю, что истина заключена не в логическом обосновании того или иного явления, а в надежде — и прошлой, и будущей. Я верю в то, что надежда однажды сможет преподнести сюрприз. Она преодолеет все преграды, все противоречия и, конечно, все разумные доводы, согласно которым можно полагаться только на доказанные факты.

Иначе как я смогла бы объяснить тот факт, что у меня четырнадцатимесячная дочка? Конечно, я была ошеломлена, когда врач сказал мне, что я беременна. Я родила девять месяцев спустя после того, как мы с Саймоном занимались любовью на супружеской кровати, девять месяцев спустя после того, как исчезла Кван… Я уверена, многие подумали, что отец ребенка — какое-нибудь случайное ночное приключение, что я была неразумна, залетела по неосторожности. Но мы с Саймоном твердо знаем: ребенок наш. Безусловно, этому нашлось и логическое объяснение. Мы пошли к специалисту по бесплодию, и он сделал дополнительные анализы. Оказалось, что предыдущие анализы были неправильными. Должно быть, в лаборатории ошиблись, перепутали карты, сказал доктор, поскольку бесплодие неизлечимо. На самом деле Саймон никогда не был бесплоден.

Я спросила его:

— Тогда как вы объясните, что я так долго не могла забеременеть?

— Вы, по всей видимости, слишком старались, — ответил он, — посмотрите, сколько женщин беременеют, стоит им только усыновить малыша.

Я знаю только то, во что хочу верить. У меня есть подарок Кван — девочка с ямочками на пухленьких щечках. И зовут ее не Кван и не Нелли. Я не настолько сентиментальна. Ее зовут Саманта, Саманта Ли. Иногда я зову ее Сэмми. Мы с ней взяли фамилию Кван. А почему бы и нет? Разве фамилия не есть наша клятва быть навечно связанными с кем-то из прошлого?

Сэмми зовет меня «мама». У нее есть любимая игрушка «ба» — музыкальная шкатулка, свадебный подарок Кван. Еще Сэмми говорит «па», папа, — так она называет Саймона, хотя он и не живет с нами постоянно. Мы еще должны выяснить, что для нас важно, а что незначительно, как провести восемь часов подряд под одной крышей и не разругаться из-за того, какую радиостанцию слушать. Он приходит по пятницам и остается на выходные. Мы все вместе валяемся на кровати: Саймон, Сэмми, Бубба и я. Мы учимся быть семьей и благодарны судьбе за каждый миг, проведенный вместе. Конечно, время от времени у нас случаются мелкие размолвки, споры и неурядицы. Но сейчас мы осознаем, как мало они значат, как отравляют жизнь и иссушают сердце.

Я думаю, Кван хотела показать мне, что мир — это не строго ограниченное пространство. Мир — это безграничность души. А душа — это любовь, бескрайняя, бесконечная, ведущая нас к познанию истины. Раньше я была уверена, что любовь — это не более чем блаженство. Теперь я знаю, что любовь — это и печаль, и тревога, и вера, и надежда. А вера в призраков — это вера в бессмертие души. И если те, кого мы любим, умирают, это значит, что отныне мы не можем воспринимать их с помощью обычных чувств. Но если мы помним о них, то всегда сможем найти их при помощи ста тайных чувств. «Это тайна, — звучит в моих ушах голос Кван, — не говори никому. Обещаешь, Либби-я?»

Меня зовет моя дочурка. Она что-то лепечет, тыча ручонкой в сторону камина. Я не могу понять, что она там увидела. «Что такое, Сэмми? Что ты там видишь?» Мое сердце выпрыгивает из груди, потому что я чувствую, что это может быть Кван.

«Дай», — лепечет Сэмми и тянется к камину. Наконец я понимаю, что она хочет. Я подхожу к камину, достаю с каминной полки музыкальную шкатулку и завожу ее. Я беру дочку на руки. Мы начинаем танцевать, и наша печаль, переливаясь через край, постепенно превращается в радость.