Читать книгу "Остров накануне - Умберто Эко"

Он не до конца понял рассказ иезуита и полагал, что коралловый риф начинается только там, где белые барашки разбиваются о первые скалы. А между тем даже в период отлива риф торчал под водой почти у самого судна. Иначе «Дафна» опустила бы якоря гораздо приближеннее к пляжу.

Из – за того – то он и толкнулся босыми ногами в что – то такое, что можно было разглядеть в воде, но только оказавшись прямо сверху. Почти одновременно он поразился движению цветных форм под самой поверхностью моря, и тут же ощутил невыносимое садненье кожи колена и бедра. Будто бы что – то его укусило или ободрало. Метнувшись от этой мели, он брыкнул обеими ногами и изранил еще и пятку.

Вцепился в веревку и стал так истово тянуть и перебирать, что, поднявшись на борт, увидел содранные ладони; но внимание было отвлечено на боль в колене и ступне. Все покрылось гноевицами, болело. Прополоскав сыпь пресной водой, Роберт утишил боль. Но ближе к вечеру и в течение всей ночи жжение сопровождалось нестерпимым зудом, и он, наверное, чесал во сне, потому что утром много прыщей было раздавлено и вытекали кровь и бели.

Тогда он обратился к препаратам преподобного Каспара (Спиритус, Олей и Флора), которые вроде сняли воспаление, но в течение целого дня удерживался, чтоб не царапать бубоны ногтями.

Он снова подвел итог испытанного и вывел четыре расчета. Коралловый риф находится ближе, чем кажется по отливам; это поощряет на повторение похода. Какие – то обитающие на нем создания, раки, рыбы, а может быть, кораллы, или же острые камни, чреваты смертоносием. Снова приближаться к этим отрогам можно только в одежде и обуви, то есть, стеснив себя в плавании. Поелику защитить целиком все тело он в любом случае не может, надо бы заручиться способом видеть под водой.

Последний из этих выводов напомнил ему о той Стеклянной Личине, или маске для подводного видения, которую показывал Каспар. Застегнув пряжку на затылке, он увидел, что лицо окаймлено, и взгляд проходит через стекло, как сквозь окошко. Подышал: немного воздуха поступало. Если поступает воздух, значит, вхлынет и вода. Значит, маской надо пользоваться, задерживая дыханье. Если воздух медленно брать из маски, то и вода будет медленно вливаться. А чтоб выплеснуть накопившуюся воду, придется выныривать и снимать личину.

Умение не из простых; от Роберта это потребовало трех дней, он учился, не отрываясь от «Дафны». Роясь в койках моряков, он нашел холщовые бахилы, ими можно было обуться, не отяжелясь; сверху – длинные штаны с завязками у щиколоток. И еще полдня ушло, чтобы наново привыкнуть, одетому, к движеньям, которые так хорошо получались у него при обнаженном теле.

Потом он плавал с маской. Там, где глубокие места, он разглядел совсем немного, но был косяк золоченых рыб, во многих футах ниже уровня моря, видимых четко, как в кадушке.

Как сказано, три дня. За этот срок Роберту удалось обучиться глядеть на дно, втянувши воздух; затем и подвигаться, не отводя взгляда; а после этого – стаскивать с лица маску, оставаясь на плаву. Учась всему, он инстинктивно находил нужные позы. Чтоб освобождать руки, требовалось надувать и выпячивать грудь, ногами семенить, как на бегу, а подбородок задирать повыше. Довольно сложно Роберту было, не утрачивая равновесность, сызнова напяливать на себя личину и застегивать на голове. Кроме того, он себе сразу сказал, что возле рифа подобная стойка опасна: повсюду острые скалы, а когда лицо высунуто, вдобавок не видишь, в каком месте ты месишь пятками. Поэтому он подумал, что разумней всего не застегивать, а прижимать обеими ладонями личину к голове. Это, однако, принуждало его продвигаться только с помощью взбрыков ног, но при этом следя, чтоб тело было горизонтально и ноги книзу не клонились. В подобном плаванье он еще не упражнялся, и немало усилий ушло, чтобы эту манеру освоить.

Предаваясь экзерсисам, он при каждом припадке ярости обращал запальчивость и злобу в новый эпизод Романа о Ферранте.

Так сюжету придалось более ехидное направленье, при котором Ферранта ждала заслуженная кара.

31. КРАТКОЕ РУКОВОДСТВО ДЛЯ ПОЛИТИКОВ[40]

Сюжет, по правде, не следовало надолго забрасывать. Конечно, поэты, описавши любопытный эпизод, на время отстраняются, дабы читатель оставался в любопытстве, именно в этом их умении увлекательность повести; но нельзя останавливать интригу на излишнее время, не то читатель о ней забудет среди параллельных линий. Пора наставала, значит, возвращаться к Ферранту.

Отнять Лилею у Роберта, это была лишь одна из двух целей, намеченных Феррантом. Второю было – навлекать на Роберта немилость Кардинала. Нелегкая цель: Кардиналу было безвестно само существование Роберта.

Но Феррант умел использовать случай. Ришелье при нем читал письмо и сказал: «Кардинал Мазарини намекает на эту английскую Пудру Симпатии. Вы слышали в Лондоне?»

«О чем идет речь, Ваше Высокопреосвященство?»

«Знаете, Поццо, или как вас там, не отвечайте вопросом на вопрос, тем более с теми, кто выше. Когда б я понимал, о чем речь, к вам бы не обращался. В любом случае, пудра или что иное, вы слышали о поиске долгот?»

«Признаюсь, мне не доводилось сталкиваться с этою темой… Если Вашему Высокопреосвященству угодно будет посвятить меня, я постараюсь…»

«Ваша фраза почти остроумна, Поццо, но звучит как – то дерзко… Я бы не был хозяином страны, посвящай я окружающих в секреты, им недоступные… если только они не короли Франции. Но это не ваш случай. Делайте что умеете: вынюхивайте, раскапывайте секреты, недоступные ни для кого. Потом изложите мне их. Потом потрудитесь забыть».

«Я поступал так всегда. Ваше Высокопреосвященство. По крайней мере, думаю, что поступал… Хотя потрудился забыть все».

«Вот теперь вы мне нравитесь. Ступайте».

Прошло время, и на памятном вечере Феррант услышал, как Роберт рассуждает подлинно о том порошке. Он не поверил своему счастью. Доложить Ришелье, что итальянский помещик, связанный дружбой с англичанином Д'Игби (бывшим приближенным Букингэма) что – то знает о Симпатической Присыпи!

Компрометируя Роберта, Феррант заботился сохранить для себя его место; поэтому довел до сведения Ришелье, что он, Феррант, выдающий себя за господина Дель Поццо (ибо работа осведомителя предполагает анонимность), на самом деле является Робертом де ла Грив и молодецки воевал в полку французов в казальскую осаду. Другой же, кто злопыхательствует насчет английской ружейной притирки, тот жульнически использует отдаленную внешнюю похожесть, а сам под именем Арабского Махмута шпионствовал в Лондоне на турецких хлебах.

Нашептывая это, Феррант подготавливался к мигу, когда, погубив брата, сумеет подменить его собой, назвавшись единственным и истинным Робертом, не только для родственников, остающихся в Грив, но и в глазах всего Парижа, как будто тот, другой, и не существовал на свете.