Читать книгу "Тайные дневники Шарлотты Бронте - Сири Джеймс"

— Шарлотта, ты жива, — сказала Эмили. — В твоем распоряжении все дары жизни. Но ты отвергаешь их и ведешь себя, будто мертва и погребена, подобно нам.

— Что ты имеешь в виду? Почему я веду себя, будто мертва и погребена?

— Ты с головой погрузилась в прошлое, как Бренуэлл когда-то, — пояснила Анна.

— Это неправда, — защищаясь, возразила я.

— По-твоему, мы не знаем твой секрет? — спросила Эмили. — По-твоему, мы ничего не видим?

— Какой секрет? Что вы видите?

— Шарлотта, мы знаем, что случилось той ночью в саду в Брюсселе, — заявила Анна.

— Знаете? — смятенно прошептала я.

— Знаем, — повторила Эмили, — и знаем о письмах. Нам известно, что ты до сих пор их перечитываешь.

Мои щеки вспыхнули.

— Уже сто лет я не заглядывала в эти письма.

— И все же думаешь о нем, — укорила Эмили. — Все герои твоих книг — или учителя, или бельгийцы, или и то и другое одновременно! Даже твой мистер Рочестер списан с него! Как по-твоему, с чего бы это?

У меня не было ответа.

— Воспоминание о месье Эгере стало навязчивой идеей, из-за которой ты не видишь того, что у тебя под носом, — заключила Эмили.

— Ты слишком долго позволяла ему сдерживать тебя, — добавила Анна.

— Настала пора двигаться вперед! — воскликнула Эмили.

— Вперед! — подхватила Анна. — Оставь Бельгию позади!

Задыхаясь, я проснулась в чернильной темноте бурной ночи; мое сердце колотилось.

Снова Бельгия!

В первых тусклых лучах холодного декабрьского рассвета, просочившихся сквозь ставни, я размышляла над своим сном. Десять лет минуло после возвращения из Бельгии. Я считала, что давно оставила позади свои злосчастные отношения с месье Эгером. Но что, если сестры правы? Что, если все это время я была погружена в прошлое, против воли и рассудка склоняясь перед алтарем мужчины, который меня не любил? Неужели эта одержимость до сих пор заставляет меня сдерживаться, мешает открыть сердце другого мужчины, полное любви?

О! Почему, ну почему я столько времени потратила впустую, терзаясь сожалениями о несбыточном? Меня охватил приступ печали, и я заплакала. Не знаю, сколько времени я лежала в кровати и исторгала рыдания из самой глубины души, но я излила все горе, в чем отказывала себе последние десять лет. Я оплакала сестер и брата, которых вырвали из жизни слишком рано; оплакала свой дух, сломленный утратой близких; оплакала свое безрассудство, позволившее тайной одержимости поглотить и ослепить меня на много лет.

Наконец мои слезы иссякли. Болела голова, резало горло, пекло глаза; в то же время что-то не давало мне покоя — что-то важное, оставшееся незавершенным.

Поднявшись и быстро одевшись, я извлекла из ящика комода палисандровую шкатулку и сняла с тонкой стопки писем многочисленные ленты. Я взглянула на камин: он был холоден как лед; для огня на кухне тоже было слишком рано. Но я решила, что эти бумаги в любом случае должны закончить свой путь не в пламени.

Солнце уже почти взошло. Не обращая внимания на боль, которая продолжала пульсировать в голове, я тихонько спустилась в кладовую. Там я нашла толстую стеклянную банку с последними остатками повидла, сваренного мной прошлым летом. Выложив скудное содержимое банки на тарелку, я тщательно вымыла банку и крышку. Затем взяла письма месье Эгера, свернула, положила в банку и запечатала. Потеплее одевшись, я забрала банку и отправилась по окутанным туманом пустошам к той самой далекой ложбине, где во сне встретила сестер.

Снег еще не выпал, но земля была холодной и покрытой инеем. Я знала, что закопать банку будет невозможно, но у меня был другой план. Целью моего путешествия было старое искривленное дерево на самом берегу реки, в тенистом будуаре которого мы с сестрами провели за книгами немало приятных летних часов. Несмотря на возраст, дерево еще сохраняло крепость, и мне было известно о довольно глубоком дупле в его корнях, которое было частично скрыто толстым ковром подроста и ползучих сорняков.

Я приблизилась к дереву. Как и все прочие, оно превратилось в голый зимний остов. Река за ним бежала шумным, яростным потоком, ее темные воды, казалось, разрывали дерево на части, поскольку исходили белым паром. Я опустилась на колени на жесткую сырую землю, отвела в сторону мерзлые мхи и лозы и отыскала дыру, в которую помещалась моя рука.

«Ты понимаешь, что происходит? — спросил внутренний голос. — Искусство вдохновило жизнь, хотя обычно бывает наоборот». Я замерла от удивления, осознала, что это отчасти правда. В «Городке» Люси Сноу погребла свои драгоценные письма от доктора Джона Грэма, когда предположила, что их отношениям настал конец. Эту сцену, как я теперь понимала, породило мое собственное подсознательное желание совершить подобный поступок.

Засунув банку в дерево, я твердо и без сожаления произнесла:

— Au revoir, Monsieur Héger.[72]

Затем вернула на место мхи и лозы. Закончив, я поднялась и обвила себя руками, дрожа на раннем утреннем морозце. Я с удовлетворением подумала, что не просто сокрыла сокровище — я похоронила горе, которое следовало предать земле десять долгих лет назад.

И сразу же я испытала почти волшебное чувство освобождения, словно фея коснулась меня своей палочкой и тем самым сняла невыносимую тяжесть с души. Я с улыбкой отметила, что головная боль исчезла.

Вернувшись домой, я застала отца в кабинете за чтением утренней газеты. Я села рядом у пылающего камина.

— Папа, я должна с тобой поговорить.

Он отложил газету и увеличительное стекло.

— Да, моя дорогая, слушаю.

— Последние шесть месяцев я писала мистеру Николлсу.

— Что? Писала ему? В смысле письма?

— Да, папа, письма, а он писал мне. Я также встречалась с ним в сентябре у Грантов. Ты решительно запретил подобное общение, и я испытываю вину за свой обман.

После короткой грозной паузы он промолвил:

— Хорошо, что ты все рассказала. Полагаю, ты осознала, как ошибалась, и выбросила подобные идеи из головы. Нечестность и лживость — происки дьявола. Пообещай, что больше никогда не станешь встречаться или переписываться с этим мужчиной, и тогда я прощу тебя.

— Я не нуждаюсь в твоем прощении и не стану ничего обещать. Вообще-то я пришла заявить о противоположном: я твердо намерена и впредь писать мистеру Николлсу и видеться с ним. Надеюсь, довольно долго — если, конечно, он еще желает со мной видеться.

— Ты увидишься с ним только через мой труп!

— Думаю, это лишнее, папа. Но я буду видеться с ним. Я же не собираюсь выскакивать замуж за мистера Николлса! Но я намерена получше познакомиться с ним и дать нам обоим возможность выяснить, подходим ли мы друг другу. А с твоего ведома и одобрения это будет намного проще.