Читать книгу "Московский бенефис - Леонид Влодавец"

Забросив все под ноги стонавшей и дергавшейся Тане, я сел за руль и только тут заметил, что на приборном щитке нет ключа. Какую мать я помянул — не спрашивайте…

Пересаживаться в «Ниссан»? Бежать в дом, где пламя уже хлещет изо всех окон и где вот-вот начнут рушиться балки? Я поступил проще, и оказался прав. Ключ лежал в кармане Таниных джинсов.

Поворот ключа, стартер захрипел, сцепление, газ… Поехали! Куда-то по корявой, но сухой полевой дороге, в направлении леса. Попрыгай теперь ты, Танечка!

«УАЗ» выкатил на пологую горку, откуда хорошо виднелась ферма и горящий дом, дорога, ведущая к деревне, по которой в направлении пожара катило четыре алых автомобиля.

Я уже въезжал под сень перелеска, произраставшего на горке, когда вдруг земля ощутимо дрогнула, а затем басовито раскатился взрыв… Я аж притормозил от неожиданности, приоткрыл дверцу и глянул назад.

Над тем, что несколько секунд назад было горящим домом, клубилось огромное облако дыма, а сверху падали какие-то бесформенные, красно-серо-черные ошметки и обломки…

— Тол! — отчетливо сказала Таня. — Это тол взлетел… Мы его вчера в гараже спрятали…

— Без детонатора взлетел? — не поверил я, хотя мне лично было плевать, отчего и почему — главное», что меня там не было.

— Там еще патроны были к «ПКТ», — произнесла Таня, жадно хватая ртом воздух, — они стали рваться и сработали как детонатор…

«Соображает, стало быть», — отметил я и погнал машину дальше.

ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА

Бак, судя по показаниям бензомера, был почти полный. Знать бы наверняка, что Чудо-юдо меня не собирается ликвидировать… Тогда можно было бы спокойно, соблюдая правила дорожного движения, ехать домой. Шансов на встречу с джамповцами у меня было немного. Милиция и прочие законные структуры пока еще не раскрутились. Пожарники сейчас скликают их по своим рациям, поскольку взрывы они привыкли наблюдать на химзаводах, нефтебазах, армейских складах, а не на животноводческих фермах.

Соваться сейчас на какую-то оживленную дорогу мне не хотелось. При свете какой-нибудь гаишник мог разглядеть Кармелу и заинтересоваться тем, что у нее руки к дуге пристегнуты. Конечно, на него могло произвести впечатление удостоверение ФСК; а вдруг — нет? Благо, с такими «липами» уже немало народу попадалось. К тому же я толком не помнил, остался ли мой референтский костюмчик в сумке у Кармелы или я его позабыл в полыхающей спальне. Последнее было бы не очень приятно, потому что при взрыве костюмчик мог и не сгореть, а улететь куда-нибудь в сторону. Все ксивы при этом могли сохраниться и дать массу информации о своем владельце.

В общем, требовалось для начала заехать поглубже в лес, подальше от людей и осмотреться.

Я свернул с лесного проселка на узкую просеку и покатил по глубокой колее, продавленной тракторами. Появилась опасность зацепиться карданом за землю, и я остановился. На часах было 15.20 по летнему времени, до темноты оставалось часов семь, не меньше.

— Сволочь… Сволочь… — услышал я шепот Кармелы. Сил орать она не имела, но ругань несомненно адресовалась мне.

— Что, — спросил я, — сгореть лучше было?

— Лучше… — прошипела она. — Лучше!

— А я вот очень не хотел, чтоб ты сгорела. И сам не хотел гореть. Поэтому мы здесь, воздухом дышим и птичек слушаем.

— Ты Толяна убил… Не прощу!

Да, с Толяном получилось некрасиво. С этим я мог согласиться, хотя бы внутренне. Но говорить об этом Тане не следовало. Она могла принять это за издевательство и наговорить мне пакостей. А у меня еще нервишки не улеглись. Врежу сдуру — пришибу. Много ей сейчас надо, полудохлой?

Не обращая внимания на то, что она бормотала себе под нос, я принялся потрошить сумку. Костюмчик был здесь, и все ксивы на месте. В сумке — и «макаров», вписанный в чекистское удостоверение, и подмышечная оперативная кобура. Но самое главное — нашелся радиотелефон Джека.

Я десять раз подумал, прежде чем набрал знакомый код. Все-таки нечасто взрываются «Волги», выданные родным отцом. Но я устал бояться. С больной от угара головой, с распухшей и посиневшей от собачьих челюстей рукой, опаленными волосами и парой ожеговых волдырей на шее, я был явно не в лучшей форме. В спине тоже чего-то ломило, и я подозревал, что мой каскадерный прыжок из окна не обошелся мне просто так. Опять же всплыло воспоминание о каком-то темном прямоугольнике на томограмме… Может, мне и жить-то всего ничего осталось?

И я набрал код.

— Алло, — отозвался Чудо-юдо почти мгновенно. — Слушаю тебя, Джек.

— Это я, — наверно, мой голос был похож на лепет пятилетнего ребенка, который свистнул из шкафа запретное варенье и опасается, что его отшлепают.

— Где ты?

— В лесу, — ответил я. — Где-то между Ярославским и Дмитровским.

— Цел?

— Почти. Собака погрызла и чуть-чуть угорел. Со мной та дрянь, которая угробила Адлерберга.

— Молодец. Ты пеший?

— На «уазике».

— Бензин есть?

— Почти бак.

— Выезжай на любое шоссе, к любому посту ГАИ. Назовешь три цифры: два, три, семь. После этого жди. За тобой приедут в течение получаса. Все, конец связи.

Мне не показалось, что гора свалилась с плеч, но кое-какое облегчение я испытал. Хотя бы потому, что сделал то, чего боялся сделать трое суток. Эти трое суток обошлись человечеству в три десятка жизней без малого. Они унесли старого цыгана, мирно ковырявшегося в картофельных грядках, уцелевшего на большой войне. Они унесли Джека и его ребят — в благодарность за то, что пустили нас с Кармелой ночевать. Наконец, сегодняшний денек стоил жизни Толяну, мужику, у которого все в жизни могло быть далеко не фигово, если б не жутко паршивое стечение обстоятельств. Все остальные, кого я не знал толком, тоже, наверно, в эти дни помирать не планировали. Даже собаки.

А пока я и сам не считал себя вычеркнутым из списка кандидатов на вечный покой. На любом посту ГАИ я мог дождаться тех, кто меня ликвидирует «при попытке…». Или увезет подальше от лишних глаз, а потом опять-таки пристукнет, но ничего не имитируя и не провоцируя.

Но я устал бегать и подозревать. У меня уже голова не варила. Даже инстинкт самосохранения — очень хорошая штука, доставшаяся мне по наследству от Ричарда Брауна, можно сказать, моя палочка-выручалочка, — и тот притупился.

Задним ходом, слушая хриплый шепот Тани, призывавшей на мою голову все муки ада, я въехал обратно на проселок и покатил в прежнем направлении. Минут через десять проселок вывел меня на асфальтовую дорогу, а еще через пятнадцать я притормозил у поста ГАИ, хотя тамошние ребята меня останавливать не спешили. Видуха у меня была еще та: одна рубаха, обгорелая и перемазанная в крови, чего стоила. На лбу чернел — именно так! — все тот же несчастный пластырь, наклеенный в московской аптеке.