Читать книгу "Царь муравьев - Андрей Плеханов"

– Понял, – буркнул я.

– Все, бывай. Увидишь кого из фрагрантов – передай, что я доберусь до них, сколько бы их ни было, и где бы ни прятались. И я не один такой, нас немало, и мы знаем свое дело, не сомневайся. Конечно, ты можешь позвонить куда следует и заявить на нас, но это не даст ничего. Фрагранты выходят из подполья, а мы, чистильщики, уходим в тень – теперь наша очередь. Прятаться мы умеем не хуже подлиз, и кусаемся будь здоров. Война не закончилась, доктор Дима, война только началась. И когда тебе предложат превратиться в подлизу, подумай сто раз, прежде чем согласиться.

– Я не стану подлизой, – спокойно ответил я. – Но при этом никогда не сделаю подлизам плохого. Я дал им клятву в верности, и поклялся искренне, от всего сердца. Так и знайте.

– Из-за Жени?

– Из-за всех подлиз.

– И из-за Ганса?

– Ганс лучше вас.

– То есть меньшая сволочь, чем мы?

– Приблизительно так.

– Но почему же ты не хочешь стать подлизой?

– Просто не хочу. Каждому свое. Я согласен быть слугой, а не хозяином – при этом как-то меньше ответственности.

Мозжухин захохотал. Смеялся он долго, и довольно истерично, и даже вытирал ладонью набежавшую слезу, и Валяев зачем-то подхохатывал ему в тон.

– А ты хитрый жук, Дима, – сказал Мозжухин, вдоволь нахохотавшись. – Ох, хитрый! – Он погрозил мне пальцем. – Хочешь и конфетку съесть, и в дерьме не заляпаться. Ну ладно, живи. Увидишь, что из этого получится, очень скоро увидишь. И это будет совсем не так, как ты представляешь.

– Поживем – увидим…

Они ушли, оставив меня в глубокой душевной тревоге.

«Увидишь, что из этого получится»…

* * *

Конечно, я немедленно позвонил Жене. Звонил ей раз сто и каждый раз шептал: «Отзовись, пожалуйста! Услышь меня, милая!»

Она не ответила, не откликнулась на панический мой зов. Можно было списать это на позднее время – около полуночи. Вот уж вряд ли, именно в это время сова Женька вела наиболее активную жизнь. Может быть, она была на каком-то очередном задании, и это поселяло в сердце моем еще большую ревность. С кем была моя Женечка сейчас, в эту минуту? Что она делала? Говорила некоему нужному человеку приятные для него слова? Гладила его пальцами по щеке – пусть даже неискренне, пусть лишь ради достижения очередной цели, поставленной Гансом? Я уже видел такое, и нисколько не ревновал, потому что допущен был присутствовать лично, и знал, для чего это необходимо, и даже получал определенное удовольствие, наблюдая актерскую игру Жени, подкрепленную сводящими с ума, неуловимыми феромонами.

Тогда это было по-другому. Тогда я был там, рядом с ней. Теперь мы существовали по отдельности, и я не мог ни докричаться, ни дозвониться, мог лишь беззвучно открывать рот – «Услышь меня, Женька!» – и не слышать ответа.

Не вычеркнет ли она меня из списка приближенных – надменная подлиза? Что ей стоит?

Мозжухин бросил слова свои подобно семенам, и они немедленно проросли, дали острые ядовитые стрелки. Пробуравили сердце мое.

«Отзовись, пожалуйста!»

Ответа не было.

Я позвонил Родиону, и Рафису, и Майору, и другим подлизам, чьи номера мне дозволили записать в смартфон. Молчали все, дружно. Молчали громко – так, что уши закладывало. Я остался один в этом мире. Нет, не совсем один, со мной остался Мозжухин – где-то рядом он ждал, пока я выйду из больницы, чтобы наказать меня.

Я ничего не значил для него, я не был фрагрантом, полноценным объектом охоты. Но я вовсе не был уверен в его словах. «Пока ты остаешься человеком, я тебя не трону». Таким фанатикам, как Мозжухин, верят только идиоты. Он ждал меня снаружи. Где-то ждал – терпеливо, стряхивая пепел в открытое окно автомобиля, может быть, даже задремывал временами, оставляя следить своего напарника. Пара пуль в сторону смердящего куска мяса, расплата за предательство – небольшое, но все же удовольствие.

Никто из подлиз не хотел отозваться, спасти меня. У них были свои дела, не до меня им было.

Они бросили меня? Мозжухин прав?

Я всегда стремился к независимости, хотя бы к ее видимости. Теперь не осталось даже видимости, ни малейших иллюзий. Я оказался в полной зависимости от клана, созданного Гансом. Целый месяц они оберегали меня, а теперь вдруг оставили. Решили выкинуть за ненадобностью, сдать на утилизацию?

Вы можете сказать, что у меня появились признаки шизофренического бреда. Но вот представьте себя на моем месте. Представили?

В тот момент я негодовал, ненавидел подлиз. За последний месяц фрагранты основательно разбаловали меня, опекая, держа на всем готовеньком и показывая интересные сценки из скрытой своей жизни. Теперь мне предстояло решать свои проблемы самостоятельно.

Тревожные раздумья были прерваны очередным поступившим пациентом. Скорая доставила молодого человека, переломанного везде, где только можно. Только не подумайте, что он был фрагрантом – это уже слишком похоже на фарс. Парень был основательно пьян, даже в сознании, бормотал что-то, несмотря на то, что свалился с пожарной лестницы с уровня четвертого этажа, выходя с чердака за добавкой спиртного. Пришлось приняться ремонтом, штопкой и художественным вышиванием. Работа заняла полтора часа, и умотался я настолько, что сразу же после окончания операции рухнул на диван за шкафом в ординаторской, и проспал до восьми утра. Не могу сказать, что мне снились чистильщики. Ничего мне не снилось.

В восемь пришел Сергей Иваныч Лебедев и разбудил меня. Я сходил на утреннюю конференцию, вяло отсидел ее, сдал смену. Настала пора идти домой, но я никак не мог себя заставить покинуть спасительные стены больницы. Казалось, что стоит выйти на улицу, и демоны-чистильщики с адским ревом набросятся со всех сторон. Поэтому, когда Иваныч заикнулся о том, что нужен ассистент на сложной операции, я согласился немедленно. Потом не спеша перекусил в столовой, некоторое время послонялся по отделению… Никто не ждал меня дома. Даже кота, или, к примеру, аквариумных рыбок я так и не завел. Мне было страшно возвращаться домой, сидеть там в одиночестве, тосковать по Жене и думать о том, что меня придут убивать. Поэтому я решил, что сегодня домой не вернусь. Взял сотовый и начал методично обзванивать друзей, в надежде, что кто-нибудь из них окажется дома.

Дома оказался Миша Панков – не самый близкий мой друг, но приятный человек, таможенник в чине капитана. Он страшно обрадовался, прокричал, что мы не виделись, наверно, сто лет, что он в отпуске, что жена его и дети на югах, что он сидит один, как сыч в дупле, пьет в одиночку шикарный вискарь, закусывает обалденной буженинкой и венгерскими огурчиками, играет сам с собой в нарды, и ждет не дождется, когда позвонит хоть какая-нибудь паршивая собака. Собакой, стало быть, оказался я, и был немедленно захвачен в плен. Миша – знатный бильярдист, мы тут же договорились идти играть в «Бизон», но перед этим я дал клятву заехать к нему в гости, чтобы тяпнуть того самого шотландского вискаря, конфискованного как контрафактный товар в количестве двадцати бутылок.