Читать книгу "Джек Ричер, или 61 час - Ли Чайлд"

Ричер добрался до дна, где ничего не изменилось. После последнего шага он немного отдохнул — в девяти дюймах от пола круглого помещения, потолок которого находился на одном уровне с его поясом, так что верхняя часть туловища все еще оставалась в шахте, а лицо — в дюйме от изогнутой бетонной стены. Платон остался у него за спиной, как в предыдущий раз Холланд. Ричер ощутил дуло «Хеклера» на своей спине.

— Двигайся, — сказал Платон.

Джек наклонился и с трудом протиснулся вперед, согнув шею под углом в девяносто градусов. Ноги тут же отозвались болью на это движение. Он опустился на колени, потом повернулся и сел. Дальше Ричер пополз задом вперед, медленно и неуклюже. Постыдная поза, каблуки, костяшки пальцев и задница. Один раз, потом еще и еще.

Платон просто сошел с лестницы и шагнул в помещение с низким потолком. Он сделал три уверенных шага, остановился и огляделся по сторонам. Платон стоял, расправив плечи; от его макушки до бетонного потолка оставалось четыре дюйма.

— Ну, и где моя собственность? — спросил он.

Ричер не ответил. Он дрейфовал по течению. Мир вокруг перевернулся. Всю жизнь рост давал ему преимущество. Доминирующее положение более сильного человека, которого замечают и берут в расчет. Ты получаешь авторитет, к тебе относятся с уважением, ты быстрее продвигаешься по службе, больше зарабатываешь, тебя охотно выбирают. Статистика это подтверждает.

Ты побеждаешь в драках, тебе никто не докучает, ты главенствуешь во дворе.

Родиться высоким — значит выиграть в лотерею.

Родиться маленьким — сразу оказаться среди последних.

Но только не здесь.

Здесь быть высоким значило проиграть.

Здесь маленький человек мог легко победить.

— Где моя собственность? — повторил Платон, держа руку на рукояти «Хеклера».

Ричер поднял руку от пола, чтобы показать нужное направление, но в этот момент у него за спиной послышался двойной стук. Он с трудом повернулся и увидел, что из вентиляционной шахты выпали два мешка для мусора и конец тяжелой жирной веревки. Эти предметы он видел в багажнике машины Холланда.

— Нам нужно сделать работу, — заявил Платон. — Нельзя сказать, что она требует незаурядных умственных способностей. Мы сложим добычу в мешки, привяжем их к веревке, а парни вытащат все наверх.

— Сколько? — спросил Ричер.

— Самолет способен взять на борт шестнадцать тонн.

— Мы здесь неделю проторчим.

— Я так не думаю. У меня около десяти часов. Байкер выберется из своего убежища в тюрьме сразу после обеда. И я договорился с начальником тюрьмы, что до тех пор он продержит у себя весь департамент. Так что нам никто не помешает. Поднимать полторы тонны в час — вполне реальная задача. В особенности вместе с тобой. Но тебе не нужно беспокоиться, самая трудная работа будет на поверхности.

Ричер промолчал.

— Сначала мы возьмем драгоценности. Где они?

Джек собрался показать, но в этот момент совсем рядом с ним из второй вентиляционной шахты выпал латунный хомут толстого черного шланга. Он ударился о пол, и сразу же начал опускаться сам шланг. Потом Ричер услышал звук приближающихся шагов. Кто-то шел вниз.

Скоро начнется заправка самолета.

— Где драгоценности? — спросил Платон.

Ричер не ответил. Он прикидывал время. Двести восемьдесят ступенек. Парень, который займется заправкой, появится здесь через две или три минуты, как бы быстро он ни спускался. А двух или трех минут вполне достаточно. Прошло очень много времени с тех пор, как Ричер участвовал в схватке, продолжавшейся больше двух минут.

Появился тот шанс, которого он ждал.

— Где драгоценности? — спросил Платон.

— Сам ищи, — ответил Ричер.

Шум шагов стал немного громче.

Платон улыбнулся, приподнял рукав и сделал вид, что проверяет время по часам, медленно и безразлично, а затем метнулся вперед, стремительно и проворно, собираясь ударить Ричера ногой в бок. Продолжая сидеть, Джек отбросил ногу Платона в сторону и встал на колени. Платон неловко отстранился, Ричер развернулся и метнулся за ним.

Он ударился головой о потолок, расцарапал костяшки пальцев и снова упал на колени. Платон восстановил равновесие и нанес сильный удар по спине Ричера. Потом отступил назад, снова улыбнулся и повторил:

— Где драгоценности?

Ричер не ответил. Костяшки его пальцев кровоточили, и он не сомневался, что рассек кожу на голове. Потолок нависал над ним.

Платон положил обе руки на пистолет-пулемет.

— У тебя была одна контрамарка, — сказал Платон. — И это всё. Где драгоценности?

Ричер поднял фонарик и его лучом показал коридор. Даже с такого расстояния отражение получилось блестящим и завлекательным. Платон зашагал в нужном направлении, быстро и уверенно, словно шел по улице, а над его головой было только небо.

— Захвати с собой мешки, — бросил он через плечо.

Ричер отполз в сторону, взял пакет с мешками и с унизительной неловкостью потащился за маленьким человечком, словно огромный, заключенный в клетку примат.

Платон вошел в правый коридор. Он делал то, чем занимался Холланд, — играл лучом фонарика, водил им по полкам, по золоту, серебру, платине, бриллиантам и рубинам, сапфирам и изумрудам, часам и картинам, блюдам и канделябрам. Но на его лице не было жадности или удивления. Он оценивал объем предстоящей работы — и не более того.

— Ты можешь начать поднимать это дерьмо наверх. Но сначала покажи мне порошок.

Ричер повел его по коридорам — каблуки, костяшки пальцев и задница, — низко опустив голову, до третьего из трех туннелей, где находился метамфетамин. Полка производила ошеломляющее впечатление. Кирпичики, собранные в пачки десять на десять, целая стена длиной в сто футов. Здесь никого не было в течение пятидесяти лет, и пожелтевшая вощеная бумага тускло мерцала в свете лучей фонариков. Пятнадцать тысяч пачек. Более тринадцати тонн.

— Это все? — спросил Платон.

— Здесь треть, — ответил Ричер.

Шаги на лестнице стали громче. Парень, отвечавший за заправку, торопился.

— Мы заберем все, что здесь. И еще немного. Пока не заполним самолет.

— Я думал, ты все продал русскому.

— Так я и сделал, — сказал Платон.

— Но ты собираешься забрать товар?

— Только часть.

— Это обман.

Платон рассмеялся:

— Ты убил для меня трех человек, но тебя огорчает, что я ворую у какого-то глупого русского, которого ты никогда не встречал?

— Я бы предпочел уверенность, что ты держишь свое слово, вот и всё.

— Почему?