Читать книгу "Бриллиантовая пыль - Светлана Марзинова"

— Что?! — Зоя бросилась к деду. — Что ты несешь, дед?!

— Как только я вернулся от Андрея, узнал здесь про Риту. Случайно. Но сведения были железные — подслушал ее разговор с мужем. Я хотел отомстить за Нинку и за тебя. Эта тварь могла уйти — я торопился. Пришел в вашу контору, сел пить с ней кофе и подсыпал ей порошок из пузырька, который был в твоей сумке. Но она таки подменила чашки — я не знал, не видел как. Потом только понял.

— Нет!!! — вскричала Зоя. — Нет! Может быть, ты действительно отравился какой-то едой? — Она не хотела смириться с этой страшной правдой.

Дед Леша приподнял подушку, под которой лежала скомканная простыня, вся в кровавых пятнах.

— Смотри! У меня уже все нутро дырявое! Эти чертовы алмазные пылинки изрезали, разъели все сосуды… Я и живу-то только потому, что ничего не ем. Но осталось чуть-чуть. Ты знаешь, что спасения нет.

Зоя зарыдала, бросившись деду на грудь. Ошеломленный Геннадий молчал, не сводя глаз с окровавленной простыни.

— Я убью ее! — вскочила через минуту Зойка, оторвавшись от деда. В ее глазах сверкали бешеные всполохи.

— Ты убьешь и ее, и Иванова, — спокойно согласился старик, — вернее, за тебя это сделает желтый алмаз.

Ну вот и настало время ему исповедаться. Никому, ни единой живой душе до сих пор он не рассказывал о том жутком давнем случае в вилюйской тайге. Но сейчас — пора. Не потому, что ему охота предстать перед Богом с облегченной совестью, нет. Зойка должна знать, что собой представляет роковой желтый камень, как он убивает. О том, что они с Ниной уже вытаскивали некогда Андрея из тюрьмы, Алексей Яковлевич умолчал. Это тайна Легостаева, его личное дело, и он, дед, не вправе распоряжаться чужими секретами. Но об удаганке, обо всех несчастьях, всех смертях, случившихся в их семье из-за убийства его брата, из-за кровавого «Тиффани-два», он поведал со всеми подробностями, со всей возможной откровенностью. Зоя должна знать. Она должна поверить в чудовищную, злую силу камня, напитавшегося теперь свежей кровью, отчего его черная магия только возросла. Ни она, ни Андрей пусть и не думают о мести Маргарите и ее мужу, не то опять попадут в беду. Они должны быть убеждены, что алмаз сделает свое дело сам.

* * *

…Картошка, лежавшая в пластиковой банке и укрытая целлофаном, давно уже остыла и заклекла. Шел третий час ночи. Зоя с серым лицом сидела около старика, уставившись в одну точку. Гена неподвижно замер в кресле.

За время своей исповеди дед несколько раз уходил в ванную, запираясь там и сплевывая кровавую пену, — от волнения приступы усиливались, а он не хотел очень уж сильно пугать ребят. Конец, наверное, наступит сегодня, он чувствовал, что внутренности его разрываются. Но ничего. Кажется, он убедил ребят… Пожалуй, в его собственной смерти есть какая-то высшая справедливость, ведь по большому счету именно он дал толчок всем этим бедам, заставляя тогда брата Левку идти вперед, вслед за высокими звездами якутского неба, навстречу переливчатому смеху удаганки…

Притихшую, потрясенную, подавленную молодежь надо было как-то взбодрить, вернуть в сегодняшний день. А то ребята совсем скисли — даже не спорят больше с ним.

— Вот теперь я страшно голоден! — сказал дед, глядя то на одного, то на другую. Он приподнялся с подушки, на которой полулежал. — Где там ваш ужин?

— Не надо… — прерывающимся голосом попросила Зоя. — Ты же знаешь, дед…

— Ты хочешь, чтобы я умер-таки от голода? — Он еще пытался шутить. — Ну уж нет! Днем раньше, днем позже — теперь уже все равно! И выпить хочу, да! — храбрился старик. И удивительно, но в глазах его, прятавшихся в лучистых морщинках, светилась неподдельная веселость. — Приговоренному всегда положен последний вкусный ужин! Вас вот дождался — уже хорошо. А поем, выпью — так и вовсе помирать можно! Я тут, кажется, слышал мой любимый запах — запах жареной картошки. Сколько терпел, до сих пор слюни текут. — Дед достал свою простыню и промокнул губы. — Ну что? Отметим встречу? Зойка, марш на кухню накрывать на стол! Там коньячок был, глянь-ка.

— Дед…

— Я кому сказал?!

Зоя послушно поплелась готовить. Дед всегда любил вкусно поесть, а тут голодает три дня. Нет, не откажет она старику в удовольствии, тем более их так мало у него осталось.

Как только девушка вышла из комнаты, Алексей Яковлевич повернулся к Геннадию.

— Что, Ген, нравится тебе наша Зойка? — спросил он. Воспаленные глаза испытующе обратились к этому новому человеку, вошедшему в жизнь его семьи.

— Да. — Гена сдержанно кивнул и открыто посмотрел на Алексея Яковлевича.

— Вижу, что нравится. А иначе не ввязался бы ты в это дело. Хороший ты парень. Мы, Журавлевы, таких ценим. Если что сладится у вас — береги ее, хорошо? Она девчонка резкая, воплощенный дух непокорства. Но правильная. И будьте осторожны с Ивановым. Вон ведь какая сволочь оказался. Как бы он не задумал чего такого. Да, чуть не забыл… вон там под полом деньги Нинкины лежат. Очень много — полмиллиона долларов. Это на тот случай, если что сорвется. А здесь… — он встал, подошел к стулу, на спинке которого висел его старенький пиджак, пошарил в карманах и достал какую-то бумажку, протянул Геннадию, — имя человека, к кому можно обратиться за помощью. Прокурор, имей в виду. Мне Андрюха его дал. Я про это написал письмо Зойкиному отцу, думал, вас не дождусь. Так пусть Зойка даст ему телеграмму — все, мол, нормально. Чтобы Семен там с ума не сходил и не рвался сюда — сын у него маленький и жена больная.

— Я понял.

— Что еще… Похор?ните меня там же, на Митинском, рядом с Нинкой. Я у нее прощения должен попросить за отца ее… Легостаев завтра приедет, вместе управитесь.

— Не волнуйтесь, Алексей Яковлевич. Я все сделаю. И… не надо об этом при Зое, хорошо? А то она совсем уже не в себе.

Старик только удовлетворенно ухмыльнулся. «Таки наш человек!» — подумал он.

Странная это была трапеза, в три часа ночи. То ли ужин, то ли завтрак, то ли поминки… Разговаривали, стараясь не возвращаться больше к страшным темам, даже пытались смеяться. Особенно хорохорился дед. Зоя иногда украдкой смахивала набегавшую слезу, Алексей Яковлевич украдкой сплевывал в платок солоноватую розовую пену, Гена украдкой жал под столом руку то старику, то девушке.

Под утро у Алексея Яковлевича началась агония. Изо рта фонтаном брызнула кровь, хлынула на диван, на пол, заливая все вокруг жутким багровым ручьем. Зойка взвизгнула: «Дед!!!» «Уйди отсюда!» — только и успел сказать старик булькающим, хрипящим голосом. Вместе со словами из горла вырвался новый поток. Генка сразу же затолкал Зойку в смежную комнату и запер там, чтобы она не видела всего этого кошмара. Она с минуту билась в дверь, потом бросилась на постель, беззвучно рыдая.

Судороги у старика длились минуты три, не больше, но казалось, что за это время его тело покинула вся кровь, которая текла в сильных некогда жилах. Он сипел, задыхаясь метался по комнате, в воспаленных глазах уже не было ничего осмысленного. Но сердце, хотя и с перебоями, все качало и выталкивало алый слабеющий ручеек.