Читать книгу "Сокровище троллей - Ольга Голотвина"

— То, что Дабунш ушел к троллям, — закончил игрок свой невеселый рассказ, — для меня — подарок Безымянных. Смогу уйти не крадучись и не боясь погони.

— Погоня все равно будет, — печально сказала Маринга. — Лучше бы раздобыть денег и откупиться от этих барракуд.

— Лиса-удача капризна и не очень-то щедра, — криво усмехнулся Челивис. — Я играю с тех пор, как вышел из мальчишеского возраста. И как-то не выиграл золотые горы. И не построил свой дом у моря.

Маринга нагнулась, подняла выпавшую из костра ветку и бросила обратно в пламя. Ее лица не было видно, когда она спросила очень ровным, равнодушным голосом:

— А почему бы не уладить свои неприятности из приданого жены? В любом городе найдется не одна богатая девица на выданье, а ты — не Отребье, не старик и не урод.

Челивис открыл рот. Закрыл. Несколько мгновений подумал над ответом. И сказал очень осторожно:

— На свете есть только одна девушка, на которой я бы с радостью женился. Но какой отец выдаст дочь за бездомного бродягу? Меня же спустят с лестницы!

— О-о, так уж и с лестницы, — с восхитительным детским простодушием утешила его Маринга. — Не такие уж они и звери, эти отцы. Вот мы с Аймарой из своего папы веревки вьем.

Она не убедила Челивиса. Как-то не верилось ему, что суровый капитан «Седой волны» — подходящий материал для витья веревок. Особенно если речь идет о судьбе дочери. Но опытный игрок умел душой, сердцем, шкурой чувствовать момент, когда надо не рассчитывать шансы, а швырять на кон все что есть.

Он спросил жарко:

— Маринга, если твой отец не даст благословения на брак — согласишься ли ты все равно выйти за меня? Может быть, я никогда не построю дом у моря. Может, как мой отец, буду всю жизнь скитаться по дорогам… пойдешь со мной?

Маринга подняла голову и бестрепетно встретила его взгляд, кипящий азартом и страстью. Сказала спокойно и уверенно, как о чем-то решенном раз и навсегда:

— Если понадобится — выпрыгну в окно. Конечно, лучше уговорить отца, но если…

Договорить ей не удалось: Челивис сгреб ее в охапку и закрыл ей рот крепким поцелуем.

* * *

А в избушке зверолова, заметенной по самые ставни, никто уже не радовался победе над разбойниками.

Кучер спал на своем тулупе, расстеленном на полу. Топор на всякий случай положил под рукой: метель метелью, а кто их знает, этих сухопутных грабителей…

Ящер Сизый лежал у очага, и отсветы догорающих углей дрожали на чешуе. Лапы его были зачем-то привязаны к тонким палочкам и очень болели. Ящер старался убедить себя, что человеческое целебное колдовство ему поможет, что сломанные кости срастутся.

Но даже если придется навсегда остаться калекой и получить общее для всех калек имя Колода… что ж, не страшно! Совсем не страшно! Пусть этой участи боятся одиночки. А у него есть ученик, который, как завещала Великая Мать, будет охотиться для своего учителя, и беречь его, и охранять от хищников. А когда учитель умрет, ученик исполнит еще один завет Великой Матери: любовно и почтительно растерзает и поглотит тело покойного. Значит, Сизый проживет хорошую, достойную жизнь: от яйца, разбитого заботливой матерью, чтобы помочь детенышу вылупиться, до панциря из чешуи, разорванного заботливым учеником, чтобы спасти плоть от гниения…

А Первый лежал рядом с Сизым, по-детски свернувшись в кольцо и привалившись к боку учителя. Он переживал так, словно это ему переломали не две, а все четыре лапы.

Возле пасти учителя лежала кость с остатками мяса — часть добычи людей. Неплохая кость, хоть и воняет дымом, как все человеческие припасы. Но учитель не стал есть… это какая же боль его мучает, если даже пропало желание есть?!

Ученик тоже притворился, будто не голоден. Ничего! Вот уляжется метель — он, Первый, добудет настоящую дичь, с горячей кровью, еще трепыхающуюся, в пасти притащит. От такого и больной не откажется! А потом люди отнесут учителя в логово Кринаша, они обещали. Короткий Хвост живет здесь давно, она должна знать, растут ли здесь травы, снимающие боль… ах да, везде снег, какие травы… Но Короткий Хвост что-нибудь придумает, она умница. И Сизый поправится, будет бегать лучше прежнего…

Погрузившись по самый гребень в утешительные мысли, Первый не слушал, о чем шептались, сидя рядом на лавке, Литисай и Аймара. А если бы и прислушался, ничего бы не понял.

— Ты лучше всех, ты единственная девушка на свете, я всю жизнь буду тосковать по тебе. Но мы ведь никогда не сможем быть вместе!

— Но почему же, почему?

— Потому что я тебе не пара! Потому что не кручусь среди столичной золотой молодежи, а служу в крепости на краю болота. Ящеров сторожу.

— И я там буду жить.

— Ты не сможешь.

— Еще как смогу!

— Это ты сейчас так думаешь. Ты сюда на несколько дней приехала, тебе тут интересно: ах, лес, река… А ты слышала, как воют голодные волки у самого частокола? Видела из окна шаутея следы троллей за оградой? Знаешь, как снег заносит за ночь двери — утром их не открыть? Крепость построена на скорую руку — только и делаем, что чиним да ладим. Сквозняки гуляют, как щели ни конопать… А уж как тебе скучно будет — ты себе этого представить не можешь. Я с раннего утра до поздней ночи кручусь в крепости, вечером падаю, сразу засыпаю… Быстро к отцу запросишься.

— Не запрошусь.

— А не запросишься, так я изведусь, что тебя сманил на такую убогую жизнь.

— Но это можно уладить. У папы при дворе связи, и если он попросит за тебя…

— Вот уж это никогда!..

— Тише, разбудишь Джайчи.

— Да, верно… извини. Но этого не будет. Род Хасчар при дворе имеет большой вес. Если бы я только захотел… Но пойми, любимая: я был чуть ли не мальчишкой, а любящие дядюшки уже тащили меня за уши к высоким чинам. Наемнику, чтобы получить бляху десятника, надо прослужить много лет, побывать в сражениях, научиться подчинять себе вояк… Я стал десятником в семнадцать лет. Понимаешь, в семнадцать! Ничего не знал, ничего не умел, а должен был командовать матерыми бойцами. Мне двадцать три, я сотник и дарнигар крепости. Воины умнее, отважнее, способнее меня отдают армии десятки лет, а о таком взлете даже не мечтают… Мне дядюшка сказал: «Потерпи годик на болоте, а потом мы тебя в столицу переведем. Будешь сотником гвардии, а там, глядишь, и военным советником, как я…» Ну уж нет! Хватит. Я им, дядюшкам моим дорогим, не кукла. У меня совесть есть. Я решил: получено много незаслуженных подарков, пора их отрабатывать. Останусь в Шевистуре. Постараюсь стать настоящим командиром, чтоб солдаты за моей спиной не ухмылялись. Надо будет прожить здесь до седины — проживу… Я люблю тебя, правда, люблю, но есть что-то важнее любви…

— Понимаю. Честь. Наверное, ты прав… А сейчас, извини, я посплю немного. Вот здесь, на скамье. И курткой укроюсь.

— Я… я тебя обидел? Ох, дурак! Прости меня, сердце мое…