Читать книгу "Смерть на рассвете - Деон Мейер"

— Пожалуйста, — сказала мать, — пожалуйста.

Ван Герден хотел поднять руку, вытереть слезы, но рука была пришпилена к кровати иглами капельниц.

— И диски тоже. — Мама держала целую стопку дисков. — Взяла их у тебя из буфета. Я не знала, какие из них ты захочешь послушать.

— Agnus Dei, — попросил ван Герден.

Мама стала перебирать коробки, нашла нужную, поставила диск, вставила сыну в уши наушники и нажала кнопку. Музыка заполнила его голову, его душу. Он посмотрел на мать.

— Спасибо, — промямлил он.

Ее губы шевельнулись в ответ:

— Пожалуйста.

Потом Джоан ван Герден поцеловала сына в лоб, села и стала смотреть в окно, а он закрыл глаза и стал впитывать музыку — каждую ноту, каждую благословенную ноту.

Под вечер он снова проснулся.

— К тебе гость, — сказала мама.

Ван Герден кивнул. Мама подошла к двери, с кем-то поговорила и вернулась. За ней шел Крошка Мпайипели. Бинты у него на голове полностью закрывали ухо; в больничном халате и пижаме он шагал как-то скованно. При виде великана коса ван Герден испытал огромное облегчение. Повязка у него на голове смахивала на криво надетый тюрбан, как если бы он изображал араба. Ван Гердену стало весело. Его веселость смутила Крошку — великан понимал, что выглядит нелепо, и ван Герден расхохотался, несмотря на то что его пронзило острой болью. Он хохотал и хохотал — ничего не мог с собой поделать. Мпайипели помялся на пороге, смущенно улыбаясь, а потом вдруг тоже рассмеялся, нагнувшись вперед и придерживая сломанные ребра. Они смотрели друг на друга, израненные, все в бинтах, и смеялись, и Джоан ван Герден, стоящая на пороге, смеялась тоже.

— Ты сам-то тоже выглядишь не очень, — сказал Крошка.

Ван Герден перестал смеяться.

— Мне приснилось, что ты умер.

Чернокожий великан медленно, как старик, опустился на стул у кровати:

— Вообще-то я был близок к этому.

— Что случилось вчера?

— Вчера?

— Да.

— Вчера ты спал, как и предыдущие шесть дней. А я валялся в кровати, жалел себя и устраивал разнос здешнему медперсоналу. В этой больнице не слыхали про политику позитивных действий, здесь не знают про программу ликвидации последствий расовой дискриминации: дежурят одни тощие белые медсестры с плоскими задами, которые даже не ущипнешь.

— Шесть дней?!

— Сегодня четверг. Ты здесь уже неделю.

Ван Герден изумился:

— Что случилось?

— Бестер Бритс жив, представляешь? Говорят, это чудо. Пуля не задела мозга и вышла через шею сзади, почти так же, как двадцать лет назад. Везунчик, да? Два раза подряд! И он, скорее всего, выздоровеет. Совсем как ты… Вам, белым, везет!

— А Хоуп?

За Крошку ответила мать:

— Она приходит сюда каждый день, по два, по три раза. Наверное, заглянет чуть попозже.

— Она не…

— Она испытала сильное потрясение. На одну ночь ее даже оставили здесь; врачи наблюдали за ее состоянием.

Ван Герден переваривал полученные сведения.

— А Верготтини?

— Арестован, — ответил Крошка. — И когда у Меченого Вентера срастутся кости и заживет башка, его тоже отправят за решетку.

Ван Герден посмотрел на Крошку: надбровные дуги еще распухшие, повязка на голове, грудь тоже забинтована.

— А ты как?

— Ухо почти оторвано, семь сломанных ребер, сотрясение мозга, — доложил Крошка.

Ван Герден молча смотрел на великана.

— Он здоровый, собака. Сильнее всех, с кем мне приходилось драться. Честно признаюсь, мне пришлось туго. Безжалостный зверь, в нем больше ненависти, чем во мне. Он рвался убивать. Я испугался, представляешь? Он захватил мою голову в клещи и молотил ею о стену, а когда я почувствовал его силу и увидел его бешеные глаза, я подумал: «Тут-то мне и конец». Он медлительный, у него слишком много мускулов, слишком много стероидов, а двигается он плохо… Но такой сильный! — Крошка выругался, потрогал повязку на голове и оглянулся с виноватым видом. — Извините, мэм.

— Вы говорите, говорите, — улыбнулась Джоан ван Герден. — А я подожду снаружи. — Она вышла и прикрыла за собой дверь.

Мпайипели посмотрел ей вслед.

— А потом?

Крошка развернулся, поправил что-то под халатом, скривившись от боли.

— Так и долбил одной рукой мою голову о стену, а другой пытался оторвать мне ухо. Представляешь, ван Герден? Настоящая скотина — ухо хотел оторвать! Я лягался, потому что мне было чертовски больно, наконец попал ему коленом в пах и как-то вырвался. Тогда я понял: если я хочу остаться в живых, надо держаться от него подальше. В какой-то миг мы оказались по разные стороны стола, и тогда я схватил стол за ножку и ударил его по башке — удар был сильным, столешница треснула, из него кровь лила, как из недорезанной свиньи, он трясся, как мокрый пес, но не вырубился. Опять полез на меня. Говорю тебе, я испугался, потому что после такого удара никто не выстоит, но ему все было мало, столько в нем скопилось злости. Пришлось уклоняться и бить, уклоняться и снова бить. Честно тебе скажу, ван Герден, я еще никогда так не уставал. Вместо лица у него была каша, а он все равно лез на меня. Я бил его изо всех сил, бил всем, что попадалось под руку, он плевался кровью и зубами и все равно шел на меня…

Мпайипели медленно встал.

— Надо попить.

Он подошел к столику, на котором стоял графин с водой и стакан, налил себе воды — звякнули кубики льда, немного воды выплеснулось на стол.

— Ах, — сказал Мпайипели. — Ну ничего, сестры подумают, что это ты расплескал.

Он выпил воду залпом, снова налил полный стакан и вернулся на место.

— Хочешь?

Ван Герден кивнул. Крошка поднес стакан к его губам и держал, пока он пил.

— Надеюсь, пить тебе не запрещают? Вода не вытечет из какой-нибудь дырки?

Ван Герден с наслаждением глотал ледяную воду — свежую, вкуснейшую воду.

— Он еще несколько раз меня ударил — правда, уже не больно. Он замахивался так медленно, что сразу было понятно, куда он собирается бить. Но я так устал, что даже уклоняться не было сил. Теперь я понимаю, что чувствует дерево, когда его рубят: удар проходит по всему телу, ты чувствуешь его внутри, вот здесь. — Крошка поднес палец к середине лба. — Наконец он упал ничком, как слепец, который ничего вокруг не видит. Не могу тебе передать, как я обрадовался, потому что я выдохся, совершенно выбился из сил. Я рухнул на колени, мне хотелось пойти помочь тебе, но у меня все отказало. Я как будто плыл в патоке, голова не соображала. Надо было отдохнуть.

Крошка отпил глоток воды.