Читать книгу "Повелитель снов - Петр Катериничев"

Все лицо Альбы переменилось. Оно словно закаменело, двигались только губы, с трудом выталкивая наружу слова… А глаза были бездонны и мутны, как жухлые мартовские полыньи… Она смотрела на меня, но видела… кого?

– Почему я должна умирать, даже не разглядев толком этот мир? Не-е-ет, я хочу рассмотреть его целиком, пока он цел… – Альба откинулась назад, расхохоталась хриплым, чужим голосом: – А потом – пусть летит в преисподнюю! Я хочу владеть мужчинами и океанами, и я – буду владеть всем этим!

«Я заберу у тебя то, что ты уже считаешь своим!» – вспомнилось мне вдруг, и ледяная изморозь покрыла спину.

Альба вскочила из-за стола, нервно зашагала, меряя комнату шагами, от стены к стене. Время от времени судорога кривила ее лицо и коверкала тело, и тогда она запиналась, едва не падала, замирала, опираясь о стену, но в следующую секунду – начинала ходить снова, все ускоряя шаг, словно пытаясь убежать от мучивших ее видений…

– Мир замкнут тяжкой непрозрачной полусферой… И люди знают лишь самый маленький его фрагмент… А я – я вижу всю мозаику, сразу, и оттого никто и никогда не сможет меня понять… Потому что никто и никогда не видывал той бездны красоты и пропасти отчаяния, что вижу я… И я – не стану жалеть никого… раз не жалею даже себя…

И женщина – снова заметалась… На какой-то миг она подошла ко мне слишком близко, я успел схватить ее за руку, притянул к себе… Она рванулась прочь с такой чудовищной мощью, что у меня едва хватило сил удержать ее… Альба выкрикивала что-то бессвязное, а я гладил ее по лицу и что-то шептал – то ли слова молитвы, то ли просто те, что каждая женщина воспринимает как молитву… Вряд ли она меня слышала, но судорога, сделавшая все ее тело словно отлитым из бронзы, постепенно отпускала, и я почувствовал под своей ладонью ручейки слез… Наконец она подняла заплаканное лицо и сказала тихо:

– Я хорошая, Дронов, хорошая… Просто очень-очень больна… И мне так жаль, что все мои мечты остались мечтами…

Он говорил мне нежные слова,

Качал, как будто детку в колыбели,

Как лодочку качает океан…

О, если б знать, что желтая листва

Не прорастет в заветренном апреле,

Как трубами возвышенный орган

Вдруг прорастает музыкой в сердцах…

И мы лелеем искренний обман,

Чтобы любить, безумствовать и слушать

Литавров звон и звяканье грошей

И мерным звуком тешить или рушить

Покой и мир в измученной душе.

Не помня о лжецах и мудрецах,

Внимать лишь солнцу, ветру и капели

И слышать сквозь нависший ураган —

Как лодочку качает океан,

Как будто детку – в сонной колыбели[32].

Мечты остались мечтами… Как и эта песня… Где-то там, за горизонтом моего детства…

Мне пора… уходить. Я знаю, что… самоубийц не жалуют в том мире, в какой я уйду… Но… это вынужденное… Я убью не себя, а свою болезнь. Потому что… – Альба кивнула на Анину картину, – мне нельзя оставаться. Нельзя.

– Мы выпутаемся, Аля, ты вылечишься и будешь жить…

– Нет. Слишком много смертей я посеяла. Говорят, люди, ублажающие смерть многими жертвами, – создатели оружия и многозвездные генералы, – живут долго. Я знаю почему: им н е к у д а умирать. То, что их ждет т а м, лучше и не знать совсем. Со мною же… Своим вмешательством я оскорбила Гермеса, Повелителя снов, который дал мне дар, а я использовала его во зло, увлеченная… сатанинским вожделением: возвыситься над этим миром! И я – обманута… И это исправить уже нельзя никак.

А теперь – отпусти меня, Дронов. Я никуда уже не убегу. Мне некуда бежать.

Глава 93

– Нам некуда бежать, Аля. Нам.

– Вам и не нужно.

Альба вынула из платья декоративную булавку, подала мне, высвободилась из моих объятий, нетвердой походкой подошла к столу, коснулась щеки сидящей у стены Ани:

– Просыпайся, девочка… И забудь плохие сны… Теперь ты будешь видеть только хорошие.

Немного повозившись, я разомкнул наручники. Потом сложил их наподобие кастета, зажал в руке. Слабое оружие против двоих – или сколько их? – там, за стеной, но…

Альба заметила мое движение, улыбнулась рассеянно, кивнув на дверь:

– Там – просто два суслика. Один жестокий, другой – хитрый. Неужели ты их боишься?..

– У них есть оружие, и они умеют им пользоваться.

– Они обучены убивать. Ты – выживать. И еще… Ты умеешь жить. По-настоящему.

– Не всегда.

– Умеешь. И способен учиться дальше. – Она замолчала, глядя словно заблудившимся взглядом в пространство, сказала: – А этим… Им не придется больше убивать. Все записи, файлы и диски я уничтожила… А то, что в моей голове…

– Там еще беспамятный Аскер. Альба, ты должна…

– Никому я уже больше ничего не должна. Никому и ничего. Прощай, странник. Живи долго и счастливо… У меня вот не получилось… Жила – как не жила…

Одним движением Альба забросила в рот ампулку, я метнулся к ней, но женщина замерла в кресле, гляда в пространство стекленеющими зрачками. Артерия на шее не билась, и… запах горького миндаля. Такой бывает при отравлении сильными цианидами.

Аня открыла глаза, увидела меня, улыбнулась:

– Олег… Я почему-то так крепко уснула… И сны мне снились ужасные… А потом – хорошие… – Она обвела взглядом помещение, увидела свои рисунки, спросила: – Где мы?

– Ты ничего не помнишь?

– Смутно. Я спала, потом мне приснилась Альба… Или – не приснилась… Потом я видела какой-то кошмар… Во сне. Где мы, Олег?

– Не знаю.

Я подошел к двери, прислушался. Там было тихо. Подошел к окну, отодвинул тяжеленную портьеру: на улице было светло, вот только был это вечер того же дня или утро следующего – не понять. В окно был виден только высокий сплошной забор, а само оно, как и следовало ожидать, было забрано снаружи литой чугунной решеткой.

– Альба! Что с ней?! – услышал я голос Ани.

– Она умерла.

– Потому что она… Потому что я… Где мы, Олег! Что происходит?! – Девушка перешла на шепот.

Словно в ответ на ее вопрос за дверью послышался невнятный шум, шаги, звук упавшего стула и следом – два выстрела. Они прозвучали почти синхронно и – все стихло. Если и были снаружи какие-то передвижения, то были они абсолютно бесшумны.

Замок в двери щелкнул дважды, ручка тихонько подалась вниз и замерла, словно стоявший за ней хотел было войти и отчего-то передумал. Я показал Ане взглядом, чтобы она спряталась за стол, а сам, сжимая в руке наручники, мое единственное оружие, быстро передвинулся к двери и стал сбоку, готовый встретить ударом любого, кто появится на пороге.