Читать книгу "Прага - Артур Филлипс"

— Журналист! А я ваш большой должник.

Неожиданная хромая атака со средней дистанции: пират в косынке и с повязкой на глазу, с живым попугаем на плече, инвестор Харви на весьма убедительной деревянной ноге, которая, должно быть, жестоко затрудняет кровообращение в подвязанной замаскированной голени Джонова статья о кэпе Харве, очевидно, привлекла к ее герою заметное внимание; он получил несколько инвестиционных запросов, сюжет подхватили газета и радио в его родном городке в Штатах, хорошее паблисити доставило ему немало удовольствия, и так далее, и так далее. Даже когда Джону удается сместить ревнивый взгляд и сфокусироваться на этом шатающемся топочущем человеке, ему трудно разобраться, не дурачит ли его Харви или не угрожает ли даже — окольно; в конце концов Джон написал очерк, настолько раскаленный ураново ядовитым ехидством, что от него сердце любого нормального человека защелкало бы, как счетчик Гейгера. Немыслимо, чтобы он способствовал инвестициям и уважению. Джон думал еще услышать о Харви разве что в восхитительно неравной схватке в рубрике «Письма в редакцию», где Джон мог бы посмаковать плохо сочиненное, неграмотное, бездоказательное требование извинений, которое, разумеется, только подарило бы Джону восхитительный повод написать новую колонку («Наш корреспондент отвечает…»), где опробовать новые крючки на скользких серебристых губах этой рыбины. Еще несколько недель Джон ждал, что Харви, не осмелившись даже на публичную дуэль в печати, выжмет из себя какое-нибудь липкое юридическое обращение, до смешного годное для подставы. Но нет, в итоге ничем, кроме розовощекого хэллоуинского ликования и будущей наживы, не несет от этого оскаленного болтливого пирата, и теперь, если Джон верно понял, у Харви есть кое-какие сведения, если Джону интересно; наводятся справки — Харви навел/у него наводили, — и в вопросе о приватизации «Хорват Киадо» состязание несколько погорячее, нежели это до сих пор изображалось, скажем так, в интересно подсвеченных публикациях в местной прессе, и не будет ли Джону любопытно услышать о синдикате — нет, не синдикате, это неправильное слово, — просто приличная группа, концерн, так выходит, который может быть расположен подсыпать кнопок под ко леса Габору со стариком, или, с другой стороны — альтернатива, как любят говорить юристы (тут подмигивание, никем не замеченное, потому что мигнувший глаз находится под повязкой), — они могут быть расположены, пожалуй, придвинуть конец радуги чуть поближе и устроить счастливую охоту на лепреконов[77]всем, кто имеет определенное отношение к сделке, чтобы запустить руку в горшок с золотыми, и возможно, если Джон и Габор того пожелают, этот концерн, назовем их островитянами из южных морей (наверное, какая-то пиратская шутка), островитяне южных морей (повторяется с самодовольным смешком), думаю, я один нахожусь в такой уникальной позиции и способен убедить их превратить кнопки в радуги, если вы поняли, о чем я…

Далеко за плечом Харви — и за плечом попугая тоже — нечто большее, чем просто дружеский шепот. Конечно, Джону не услышать, что ей шепчут, не увидеть скрытое мышиной харей лицо, но даже с такого расстояния он узнает ситуацию близости. Он это различает в улыбке Эмили. Может, Харви устроит, скажем так, саммит?

Джон смотрит на пирата и снова вверх на далекий помост, и теперь Эмили стоит перед Робин Гудом, помогая разобраться со шнуровкой его колета, подтягивает ему шнурки на груди. У Шервудского героя, неуклюжего мужчины средних лет ростом сильно за шесть футов, несуразно большие черепаховые очки и редеющие седые волосы — не гуще, чем у младенца, — под ярко-зеленым колпаком. Длинный лук царапает его по икрам, и по зеленым рубчатым колготкам уже побежали дорожки. Заметно несчастный, он нервно щупает свой колчан и все время почесывает висок под дужкой очков. Эмили одергивает его; она отвлекает его руки от их вредных привычек и улыбается. Она что-то говорит, и ее слова помогают ему сбросить один слой беспокойства и чуточку больше расслабиться.

Стараясь спасти Чарлзову заявку (и свою долю в ней), Джон просит буканьера, чтобы тот еще немного придержал своих островитян из южных морей, даже сам не вполне понимая, что имеет в виду. Джон говорит пространно, полагаясь на силу слов, сказанных с уверенностью и в уверенности.

— Думаю, оно для всех будет стоить ожидания, если вы угомоните ваших островитян еще на несколько недель, а потом убедите их встретиться с подходящими людьми при обстоятельствах, которые к тому времени могут стать, эээ, надлежащими. Не будет недостатка… в возможностях, когда эти мышиные правительственные детали окажутся все в одной куче. Правительство пока еще может затормозить дело до черепашьих темпов коммунистической эпохи, едва почует голодных иностранцев вроде вас или ваших островитян. Дайте Имре уболтать правительство отказаться от собственности, а там — кто знает, что будет или не будет, или может или не может произойти.

Джон обещает все и ничего, а пират важно кивает.

Мимо проходит мышь, но когда Джон замечает грызуна, уже слишком поздно, и привести в действие свой прежний полупропеченный план — оторвать мышиную голову и заглянуть в лицо крысе, которая под ней, — он уже бесповоротно промедлил. У Джона нет времени увидеть, выглядит ли проворная мышь виноватой и куда смотрят ее маленькие бусины-глазки. Поскольку мышь в ботинках, Джон затрудняется даже определить ее рост, и когда плащ с капюшоном и полосатый скудно опушенный хвост ускользают в толпу, Джоново воображение дает полный газ: тайным паразитом, любовником Эмили, может оказаться кто угодно. Джон пытается угадать, кто потеет и сочится гноем под черной мышьей маской: Брайон ли снова в городе? А где сегодня Чарлз? Или там сидит еще один морпех, и она принимает их обоих разом — Тарзана и вредителя? Какой-нибудь незнакомец, приехавший в гости однокашник-спортсмен из Небраски, который совратил девочку много лет назад, а теперь прикатил в Будапешт, чтобы и здесь сеять вирусы своей болезни? Или, может, в отличие от морпехов, Эмили разрешено общаться с венгерскими гражданами, вступать в тайные сношения с каким-нибудь мадьярским Ромео-Жольтом, который из-под этих круглых ушей мурлычет ей эротичную венгерскую тарабарщину?

И Джон бросает Харви на полуслове, торопится прочь из бального зала, прочь из отеля в уличную темноту, где плащеносный вампирический мыш только что свернул налево в конце шеренги такси. Покуривающие водилы, облокотившись на свои «мерседесы», выписывают маленькие путаные круги оранжевыми кончикам цигарок и бормочут: «Такси, такси, такси, такси, такси, такси», — пока Джон не добирается до угла, но его добыча уже исчезла. Джон переходит на бег и ныряет в первый же поворот, но в тупике, куда он забегает, нет ни дверей, ни проходов. Джон стоит как дурак в проулке у переполненных мусорных баков, рассыпавших отбросы, под немногими мерцающими желтыми фонарями, а у его ног копошатся и пищат самые настоящие и очень голодные крысы, которых отпугнул от вечерней рутины человек в полной парадной форме морского пехотинца с дребезжащей пластмассовой саблей на боку.

(6) — Главный, я не помешаю?

— Не парься, чва-ак. Что там у тебя в котелке?