Читать книгу "Снова домой - Кристин Ханна"

Она кинулась следом.

– Энджел, пожалуйста...

Он резко обернулся и так сурово взглянул на нее, что Мадлен сразу остановилась.

– Что «пожалуйста»?! Я должен, по-твоему, понять, что так и следовало поступить: вырезать его сердце и вшить его мне, да?!

Она так горько плакала, что почти ничего не видела за пеленой слез.

– Сам он хотел бы именно этого, я уверена... – Неужели ты думаешь, мне от этого легче?

Он быстрым шагом пошел прочь от Мадлен и скрылся в тени деревьев.

Она осталась стоять, тяжело дыша. Немного подождав, Мадлен вернулась к могиле Фрэнсиса и без сил опустилась на скамейку. Ссутулившись, она спрятала лицо в ладонях и отчаянно зарыдала.

Мадлен совсем потеряла счет времени и поэтому не могла сказать, сколько просидела так, но когда она отняла наконец ладони от лица, стало уже гораздо темнее. Вдали виднелись фонари, горевшие неярким, призрачным светом.

К ней медленно шел кто-то.

Она поднялась со скамейки, вглядываясь в темный силуэт.

– Энджел, это ты?

В нескольких шагах от нее он остановился, и встал, глубоко засунув руки в карманы. Было слишком темно, и Мадлен не могла разглядеть его лица.

– Вот поэтому он мне все время и снится, – спокойным голосом проговорил Энджел.

Она не знала, что ответить. Мадлен-врач должна была бы напрочь отринуть подобную возможность, сказать, что сердце – это всего лишь мышца, обыкновенный рабочий орган, ничем не отличающийся от, скажем, печени или почек. Но женщина в ней, та самая женщина, которая любила Фрэнсиса, брата Энджела, не была так в этом уверена.

– Что ж, может быть, – сказала она. Но сообразив, что у нее опять получился один из тех половинчатых ответов, которые постоянно осложняли ей жизнь, она поспешно добавила: – Да, скорее всего поэтому он и снится тебе.

Энджел подошел к ней ближе, Мадлен слышала, как подошвы его ботинок шуршат по опавшим листьям. Когда Энджел оказался совсем близко, она заметила следы слез на его щеках. Ей было невыносимо думать о том, сколько душевных мук она причинила ему сегодня. Она никогда не хотела делать ему больно, даже тогда, много лет назад.

Она хотела сказать, что очень сожалеет, но эти слова были какими-то вялыми и безжизненными. И поэтому она продолжала молча сидеть, глядя на подходящего Энджела.

Он подошел к скамейке и уселся рядом.

– Мне бы следовало тебя возненавидеть за это, – сказал он наконец.

– Я знаю.

– Но ведь ты – именно тот человек, которому, как выяснилось, я адресовал свое письмо.

– Да. .

Он не мог сейчас взглянуть ей в глаза.

– Мне бы следовало убить тебя.

Ей хотелось взять его лицо в ладони, заставить Энджела посмотреть ей в глаза. Но ей не хватило мужества.

– Знаешь, о чем я думала тогда?

– О чем?

– Я думала, что Фрэнсис был очень добрым человеком с чистой душой. Он не задумываясь отдал бы жизнь для спасения любого человека. Не говоря уже о его собственном брате. Он очень любил тебя, Энджел, и я совершенно не сомневаюсь в том, что угадала, чего именно он хотел тогда, в тот ужасный день.

– Да, он был безупречным человеком, – прошептал Энджел. – Еще когда мы с ним были мальчишками, а я был совсем не пряник, он все равно верил в меня.

– И продолжал верить все эти годы. Хочу, чтобы ты понял это. Он умер. И этого уже не изменить. А все то, что произошло после его смерти, – произошло по Божьей воле. По воле Господа, в которого Фрэнсис всегда так верил. Из его смерти родилось чудо. Пойми, что ты сам никак не можешь обвинять себя в смерти брата.

– Послушай, Мэд, ты не понимаешь...

На сей раз она набралась смелости и коснулась лица Энджела. В его голосе чувствовалась такая боль, что сердце Мадлен разрывалось от желания помочь ему. Она провела кончиками пальцев по щеке Энджела:

– Объясни.

Он напрягся, собираясь с духом.

– Я совершенно не заслужил, чтобы мне пересаживали его сердце. Я не могу... быть таким, как он.

– Ох, Энджел, – тихо выдохнула Мадлен. – если бы он услышал твои слова, то очень расстроился бы. Неужели ты не понимаешь этого?

Энджел стиснул руки.

– Я не могу прожить жизнь за него. Я не такой порядочный, как Франко, совершенно не такой.

Она положила руку ему на грудь, ощутила мерное сердцебиение – ив душе у нее ожила надежда.

– В твоей груди сердце Фрэнсиса, но душа-то у тебя твоя собственная, Энджел. А значит, ты можешь стать, кем захочешь.

Слезы выступили у него на глазах.

Она обняла Энджела, привлекла к себе, и он спрятал лицо у нее на груди. Она медленно раскачивалась с ним вместе, нежно гладя его по волосам, повторяя, что все будет хорошо.

Наконец Энджел отстранился.

– Я боюсь, Мэдди...

– Знаю.

– Вот сейчас мы уедем отсюда – и я совершенно не знаю, куда пойти. Точнее говоря, куда бы Фрэнсис хотел, чтобы я пошел.

– Подумаешь об этом утром. Не зря говорят, утро вечера мудренее.

Он рассмеялся:

– Ты рассуждаешь в точности как мой советник в Бетти-Форд.

Она улыбнулась:

– А куда бы ты сам хотел сейчас поехать, Энджел? Начнем с этого.

Он посмотрел на нее, и Мадлен готова была поклясться, что видит любовь в. его взгляде.

– Домой, – – просто ответил он. – Я хочу домой.

Глава 23

Он знает, что ночью становится холоднее. Все вокруг подтверждает это. Он даже чувствует это на себе. Небо сделалось черным, словно бы его затянули огромным пологом: таким оно обыкновенно и бывает в конце ноября. Деревья, казалось, жмутся друг к другу, и если хорошенько прислушаться, то можно разобрать их нестройный шепот. Он пытается понять, отчего никогда прежде не обращал внимания на то, как шепчутся деревья.

Сейчас он стал различать тысячи разнообразных звуков – барабанную дробь падающего дождя, тихое шуршание падающих листьев. Он обнаружил, что даже далекие звезды издают тихие звуки, низкие и вибрирующие, похожие на жужжание шмеля над сладкой сердцевиной цветка. Все на свете издает свои собственные звуки. Все, кроме разве что качелей на крыльце. И кроме него самого. Он – самое тихое создание в мире.

Звери, живущие по соседству, отлично это знают. По ночам, таким, как эта, когда холодно и темно, они крадучись проходят мимо дома, устремив на него взгляды своих золотистых глаз. Когда он замечает зверей, то ему кажется, что он чувствует покалывание в кончиках пальцев: как будто просыпаются воспоминания о том, какова на ощупь их мягкая шкурка. Когда-то он держал кота и хорошо помнит, как успокаивающе действовали на него поглаживания по пушистой кошачьей шерстке. Но покалывание в пальцах – лишь мираж. Он знает, что все эти воспоминания – результат того, что он сейчас неплохо себя чувствует, склонен пофантазировать и что ему нечем больше заняться.