Читать книгу "На задворках Великой империи. Книга первая: Плевелы - Валентин Пикуль"

— Может, купите, — предложил Мышецкий.

— Ну что вы, князь! Откуда у меня такие деньги…

Она скинула туфельки и, совсем не стесняясь, по-домашнему залезла в кресло с ногами. Стиснулась в эдакий пухлый комочек, посверкивала оттуда глазками, словно звереныш, которого надо ласкать и ласкать.

— Мне одной не купить, — досказала она.

Как бы ни была очаровательна эта женщина, но наглость ее могла заглушить любые к ней чувства. Мышецкий возмущенно осадил свою «подругу»:

— Голубушка, пора бы вам и постыдиться! Не вы ли получили недавно громадную страховую премию за эти вонючие сараи?

— Ах, князь, всего какие-то сорок тысяч…

— Говорят, даже больше!

— Мало ли что обо мне говорят. Мне даже приписывают поджог этих салганов. А разве я виновата, что какой-то дурак взял и поджег их… Не оставаться же мне в разорении!

Мышецкий прикусил язык. Плетью обуха не перешибешь. И то правда: он — дурак, а она — умница. Он закрыл глаза и потер вновь заломивший висок.

— Мне одной не купить, — повторила Монахтина. — Давайте купим этот лесок сообща. Вы и я. Будем добрыми соседями!

— Помилуйте, — удивился Сергей Яковлевич. — Но у меня-то совсем нет денег.

— Я знаю об этом, — ответила женщина. — И внесу свои. Пора уже вам, князь, становиться уренским помещиком…

Мышецкий долго ничего не отвечал:

— И сколько же вы согласны внести за этот лесок, если Трепову он запродан за пятьдесят?

— Ну, допустим, тридцать…

— Мало!

— …две. Тридцать две, — договорила она. — Только, чтобы не обидеть Симона Геракловича! Шестнадцать я, а шестнадцать вы, милый князь…

Сергей Яковлевич неожиданно подумал, что, став хозяином этого леса, он спасет его от порубки, северные уезды не заполнят пески, и это сразу выпрямило его мысли.

«Но денег нет. Опять надо теребить бедного Петю».

— Вы не шутите? — спросил он. — Но мне, как исполняющему должность, это не совсем удобно.

— Я и сама хотела предупредить вас об этом, — напомнила Монахтина. — Мы это сделаем через подставных лиц.

— Удобно ли? — засомневался Мышецкий.

— Удобнее просто не придумать. Смотрите, как удачно я эксплуатировала салганы через подставных лиц.

Сергей Яковлевич вдруг вспомнил: летит мужик мимо окна, в полной тишине, летит навстречу смерти. «Интересно, часто ли бывал вот в этих комнатах мой предшественник?»

— Кого же вы предлагаете выдвинуть в подставное лицо?

— Пусть это вас не тревожит, князь. Вы должны беречь себя исключительно для высших принципов…

Сергей Яковлевич вернулся к Влахопулову.

— Тридцать две, — сказал он.

Симон Гераклович велел пригнать из «холодной» лесных перекупщиков.

— Последнее ваше слово! — зарычал он. — Пятьдесят, и ни копейки меньше… Ну, болваны, дерзайте!

— Двадцать, — загалдели спекулянты, — восемнадцать… двадцать семь. Шалишь!

— Тридцать, — отдельно от других закрепил Кацкин. Влахопулов выставил их за двери, задумался:

«Ладно. Пусть берет Конкордия Ивановна… Надо срочно доставать где-то еще восемнадцать. От этого быть мне или не быть!»

Мышецкого навестил Сущев-Ракуса, держа в руках какой-то ключик. Повертел он этот ключик на пальце, сказал, не без яда:

— Старик-то наш, его превосходительство, кажется, в лужу сел? Не знает, как выбраться.

— Да, — согласился Мышецкий, — сейчас ему не позавидуешь. Положение истинно хуже губернаторского!

Аристид Карпович присел на краешек стула, боком-боком повел под сурдинку:

— Сергей Яковлевич, а какова же действительная стоимость треповского леса?

— Думаю, полковник, что гораздо выше. Трепову из Петербурга не видать, и он истинной цены, конечно, не знает.

Полковник обнаружил на паркете чернильное пятно и трижды стукнул в него концом своей шашки, размышляя.

— Сергей Яковлевич, буду откровенен…

— Только рад, Аристид Карпович!

— Влахопулову здесь больше нечего делать…

— Объясните!

— Пора ему сенатствовать. А останься мы с вами в губернии одни — все переиначим на свой лад! А потому…

— Да, полковник, я слушаю, — напомнил Мышецкий.

— А потому надо помочь старику.

— Каким образом?

— Соберем ему эти деньги.

— Что вы задумали, Аристид Карпович?

— Освободить для вас место губернатора.

— Постойте! Я без вашей помощи успешно продвигаюсь по служебной лестнице.

Сущев-Ракуса уже натягивал фуражку.

— Вы только продвигались, — сказал он. — А теперь вы по ней поскачете!..

В дальнейших событиях Мышецкий не участвовал. Дремлюга — по указке полковника — собрал у себя губернских раввинов и повелел им представить восемнадцать тысяч.

— Где вы их возьмете — меня не касается, — объявил капитан. — Если же денег на бочку не свалите, то вам предстоит на своей шкуре испытать, на что способен господин Атрыганьев и его веселая компания…

То есть Дремлюга попросту поставил евреев перед угрозой погрома. Еврейская община имела некоторый опыт в таких случаях. Как всегда, был объявлен постный «херем», евреи перешли на хлеб и воду. Стали вносить в общую кассу деньги, которые обычно тратились на еду.

Через два дня было собрано тринадцать тысяч.

— «Херем» еще на пять, — велел Дремлюга раввинам.

— Хороший жандарм, — взмолились евреи, — нельзя так… У нас дети не пьют молока, мужчины перестали курить, женщины забыли вкус курочки…

— Гони «херем» дальше! — приказал Дремлюга. Одновременно с этим Аристид Карпович стороною нажал и на Паскаля, чтобы тот заготовил пять тысяч. Осип Донатович заметно приуныл, но жандарм дал ему понюхать свой кулак, бронзовый от загара:

— Вот ты у меня где! Только сок брызнет…

Осип Донатович поститься не стал. Он был ученик другой школы. Быстро собрал в свою колымагу двадцать четыре разрозненных тома законов Российской империи и выехал из города в уезды.

Действовал он вдохновенно — по наитию.

Вкатит на площадь села, велит созвать народ. Сбегутся с полей мужики и бабы, и Паскаль командует:

— Ну, православные, вставай колесом!

Встанут люди «колесом»: в центре — телега с законами, а посередке осью торчит титулярный советник в отставке.

— Ну, мужики, могу вас порадовать, — говорит Осип Донатович. — Вышел такой указ, чтобы научить вас русским законам. Плачетесь вот вы, что чиновники вас обижают. И будут обижать, коли вы закона не знаете…