Читать книгу "Горби. Крах советской империи - Строуб Тэлботт"

* * *

Мы сами вернулись в Быково сразу после обеда, менее чем через 20 часов после того, как покинули его. Мы ехали в Москву по Рязанскому шоссе мимо колонны, состоявшей из сотни с лишним припаркованных военных машин: грузовиков, БМП, нескольких танков и каких-то предметов, покрытых брезентом, – возможно, это были орудия. Солдаты нежились на солнце. Один сломанный бронетранспортер лежал возле дороги.

В самой Москве жизнь текла на удивление нормально: гражданские автомашины как обычно торчали в хаотичных пробках; люди спешили по своим повседневным делам, женщины ходили по магазинам. Военные машины прокладывали себе путь в потоке дорожного движения. Танки – группами по три – контролировали въезд на Красную площадь так же, как они это делали во время демонстрации в марте. Танкисты были мрачны и необщительны. На задней броне одного танка было приклеено обращение Ельцина к солдатам. Люди были скорее озадачены и любопытны, чем испуганы. По-видимому, ни солдаты, ни штатские понятия не имели, что происходит. Совсем не похоже было на осажденный город, ожидающий применения насилия.

Когда я вернулся, посольство казалось почти пустым. Молодые люди из политического отдела с удовольствием проводили время на улице, наблюдая за происходящим и стараясь позвонить и рассказать об увиденном из полуразбитых телефонных будок, – ведь это было в эпоху до мобильных телефонов. Джон Мэйджор уже объявил, что мы не будем иметь никакого дела с Чрезвычайным комитетом. Я пытался позвонить Черняеву домой и на работу. Его телефоны не отвечали.

Между тем Джилл, вооружившись видеокамерой, отправилась со своей помощницей Энн Браун посмотреть, что происходит. Они возвратились через несколько часов. На Манежной площади состоялись митинги протеста, где Джилл встретила одного из молодых космонавтов, с которым мы были знакомы. Солдаты и граждане теперь переговаривались друг с другом, дружелюбно и раскованно. Бронеколонны пришли в движение – дивизия войск КГБ имени Дзержинского, отборная Таманская дивизия, десантники из Рязани. Прошел слух, и тут же был опровергнут, что десантники захватили Моссовет.

* * *

В течение дня Чрезвычайный комитет издал целый поток объявлений и обращений, направленных на укрепление власти органов безопасности, запрещающих всякую политическую деятельность и восстанавливающих централизованный контроль над экономикой. Комитет обратился к советскому народу за поддержкой в восстановлении достойного места Советского Союза в мире. Он заверил международное сообщество, что Советский Союз будет продолжать выполнять свои международные обязательства.

Однако в скором времени стало ясно, что в самом путче есть что-то странное: на улицах ничего не происходит, никто не арестован, Ельцин в Белом доме решительно утверждает, что только он, а никак не руководители путча, обладает властью над территорией России. Ельцину противостояли подавляющие по своей численности и огневой мощи силы. Но колонны бронемашин не поддерживались массой пехотинцев, сыгравших главную роль в прежних попытках запугать московскую улицу, и не было той военной истерии, которая сопутствовала кровопролитию в Баку и Тбилиси.

Часов около пяти заговорщики (народ уже называл их «хунтой») устроили пресс-конференцию, передававшуюся по телевидению. Это было такое странное представление, что Джилл тут же окрестила его «спектаклем марионеток» (как в передаче «Маппет-шоу»). Нервничавший, а может быть, пьяный, Янаев пытался разъяснить их позиции. Он обещал, что «Комитет» будет продолжать реформы, и выразил надежду, что после продолжительного отдыха Горбачев сможет снова приступить к исполнению своих обязанностей президента.

Затем он по глупости согласился отвечать на вопросы. Молодая журналистка из «Независимой газеты» Таня Малкина спросила, понимает ли он, что действует в нарушение Конституции. Другой журналист спросил, что он думает о призыве Ельцина к общенациональной забастовке, оповестив таким образом миллионы советских граждан, ничего не знавших об этом призыве. В результате доверие к хунте было подорвано при первом же появлении ее на публике.

В вечерней передаче новостей суровая дикторша, как бы восставшая из советского прошлого, прочитала декреты Чрезвычайного комитета. Все независимые газеты были запрещены. Ельцина ругали, как нашкодившего мальчишку, за его бунтарские высказывания, которые он себе позволил несколько ранее в этот день. Однако в той же программе новостей показали и Ельцина, произносившего эти самые высказывания; демонстрации в Ленинграде и Москве; танк с развевающимся на нем российским флагом; солдата, размахивавшего незаряженным пистолетом и клявшегося в том, что он никогда не станет стрелять в толпу; мужчин, строивших баррикады перед Белым домом и заявлявших о своей твердой решимости защищать парламент, который они сами избрали.

Вообще-то говоря, все это не было простым повторением событий, сопутствовавших падению Хрущева в 1964 году. То было дворцовым переворотом внутри коммунистической партии. На этот раз партия никакой официальной роли не играла. Не было ни заседания ЦК, ни передовицы в «Правде», ни черных лимузинов, въезжавших в Кремль и выезжавших из него. Штаб ЦК весь день выглядел опустевшим. Чрезвычайный комитет не упомянул партию ни в одном из своих публичных заявлений. Никто не потрудился даже сказать нам, является ли Горбачев все еще Генеральным секретарем, а если нет, то кто его преемник. Горбачев лишил партию практического значения. Главная цель путчистов состояла не в восстановлении коммунизма. Их целью было утвердить порядок, политическую и экономическую дисциплину и восстановить престиж Советского Союза тем единственным способом, какой им был известен.

Таким образом, попытка путча в 1991 году была делом публичным. Она вызвала негодование общественности с самого начала. Несмотря на большое количество на улицах Москвы бронетехники, атмосфера первого дня была, скорее, неопределенной, слишком цивилизованной.

* * *

Гай Спиндлер и Ричард Асл, два молодых сотрудника посольства, провели ночь в Белом доме. Рано утром второго дня они сообщили, что вокруг здания находится около сорока бронемашин для транспортировки личного состава и семь тяжелых танков, и что они принадлежат отборной Таманской дивизии. Рабочие Горсовета помогали возводить более прочные баррикады.

Прибыли парашютно-десантные войска из Тулы под командованием генерала Лебедя; они говорят, что пришли поддержать Ельцина и Россию. Рассказ об этом в мемуарах Лебедя выглядит так. 19 августа в 4 часа утра ему было приказано двинуться со своими десантниками в Москву защищать Белый дом. Начальство не могло ему объяснить, от кого он должен его защищать. Поскольку на его командирской машине не было хорошего радиоприемника, он не слышал о первом заявлении хунты и даже после прибытия в Москву не имел представления о том, что происходит. Поэтому он привел своих бойцов к Белому дому, и ему пришлось убеждать Ельцина, что он находится здесь, чтобы помогать именно ему.

Хунта еще не установила контроля над средствами массовой информации. Когда она попыталась помешать «Известиям» напечатать обращение Ельцина, наборщики пригрозили забастовкой, и обращение было напечатано. Даже «Правда» сообщала о заявлениях Ельцина, описывала сцены на улицах и печатала критические высказывания иностранцев. Комиссия по конституционному контролю объявила, что чрезвычайное положение будет законным лишь в том случае, если за него выскажется большинство, составляющее две трети депутатов советского парламента, заседание которого назначено на 26 августа.