Читать книгу "Наука логики. Том 2 - Георг Гегель"

В силу указанной природы метода наука являет себя как некоторый завитый в себя круг, в начало которого (в простое основание) опосредствование вплетает обратно его конец; при этом круг этот есть круг кругов; ибо каждый отдельный член, как одушевленный методом, есть рефлексия в себя, которая, возвращаясь в начало, вместе с тем есть начало некоторого нового члена. Фрагменты этой цепи суть отдельные науки, из коих каждая имеет некоторое предыдущее и некоторое последующее, – или, говоря точнее, каждая отдельная наука имеет только предыдущую и показывает свою последующую в само́м своем заключении.

Таким образом, и логика тоже возвратилась в абсолютной идее к тому простому единству, которое есть ее начало; чистая непосредственность бытия, в котором всякое определение представляется сначала погашенным или отброшенным путем абстракции, есть идея, пришедшая путем опосредствования, а именно путем снятия опосредствования, к своему адекватному равенству с собой. Метод есть чистое понятие, относящееся лишь к себе самому; он есть поэтому простое соотношение с собой, каковое соотношение есть бытие. Но теперь это есть также и наполненное бытие, постигающее себя понятие, бытие как конкретная и также безоговорочно интенсивная тотальность. Об этой идее следует в заключение сказать еще лишь то, что в ней, во-первых, логическая наука ухватила свое собственное понятие. В бытии, этом начале ее содержания, ее понятие представляется внешним этому содержанию знанием в субъективной рефлексии. Напротив, в идее абсолютного познания понятие это стало ее собственным содержанием. Она сама есть чистое понятие, которое имеет себя своим предметом и которое, пробегая в качестве предмета для самого себя всю тотальность своих определений, развивает себя в целое своей реальности, в систему науки и кончает тем, что ухватывает это постижение самого себя и тем самым снимает свой характер содержания и предмета и познает понятие науки[130]. Во-вторых, эта идея есть еще логическая идея, она замкнута в чистую мысль, еще есть наука лишь божеского понятия. Правда, систематическая разработка сама есть реализация, но реализация, не выходящая за пределы этой же сферы. Так как чистая идея познания постольку замкнута в субъективность, то она есть влечение снять эту субъективность, и чистая истина как последний результат становится также и началом некоторой другой сферы и науки. Этот переход здесь нужно еще только наметить.

А именно, поскольку идея полагает себя как абсолютное единство чистого понятия и его реальности и тем самым собирает себя в непосредственность бытия, она, как тотальность в этой форме, есть природа[131]. Но это определение не есть результат некоторого становления и перехода, как, согласно вышесказанному, субъективное понятие в его тотальности становится объективностью, а субъективная цель становится жизнью. Чистая идея, в которой определенность или реальность понятия сама возведена в понятие, есть скорее абсолютное освобождение, для которого больше нет никакого непосредственного определения, которое не было бы вместе с тем положенным и понятием; в этой свободе не имеет поэтому места никакой переход; то простое бытие, к которому определяет себя идея, остается для нее вполне прозрачным и есть понятие, остающееся в своем определении у самого себя. Переход, следовательно, должен быть здесь понимаем скорее так, что идея сама себя свободно отпускает, абсолютно уверенная в себе и покоящаяся внутри себя. Вследствие этой свободы форма ее определенности также безоговорочно свободна – есть абсолютно сама по себе, без субъективности, существующая внешность пространства и времени. Поскольку эта внешность существует и схватывается сознанием только в аспекте абстрактной непосредственности бытия, она выступает как простая объективность и внешняя жизнь; но в идее она остается в себе и для себя тотальностью понятия, и наука пребывает в области отношения божественного познания к природе. Однако это ближайшее решение чистой идеи определить себя как внешнюю идею полагает себе этим лишь опосредствование, из которого понятие поднимается ввысь как свободное существование, ушедшее из внешности внутрь себя, завершает свое самоосвобождение в науке о духе[132] и находит наивысшее понятие самого себя в логической науке как постигающем себя чистом понятии.