Читать книгу "Блокада - Сергей Малицкий"

— Минут? — не понял Пустой. — Думаю, что времени у нас побольше. Ну ладно. Расскажи мне, что тут произошло. Меня интересует мой отец.

— Хорошо, — Кобба вышел вперед, положил пулемет на камень, закрыл на несколько мгновений глаза, потом развел руки в стороны и торжественно начал: — До окончания нашей работы оставался всего один день. Рано утром великий мастер произнес молитву богу аху, призывая помочь его детям вырваться из плена пространства, и мы начали. Восемьдесят подмастерьев, сорок посвященных, десять мастеров аху, трое высших жрецов и великий мастер заняли свои места. Вокруг нас в развалинах городов почившего Разгона бродили опустившиеся до уровня животных жалкие подобия людей, а здесь совершалось великое таинство. До полудня были подняты все гири, переведены в нужное положение все рычаги. Когда солнце Разгона поднялось к зениту и начало сползать к западу, великий мастер начал обряд включения. Он сдвинул главный рычаг, и творение аху заработало! Все шло так, как и должно было идти. Сначала, как и было рассчитано, на крепость опустился холод. Стены ее покрылись инеем. Облака пара поднимались к потолку от нашего дыхания. Затем машина запела. Стены Бирту заколыхались и исчезли. Но колонны стояли, и машина работала! Нам показалось, что время остановилось в почтении перед гением мастеров аху. Вдруг мы увидели страшных воинов, которые стояли вокруг нас кругом. Вы знаете, о чем я говорю: это были Тарану. Их было множество. Они оставались видениями, но я забеспокоился: вдруг что-то вдет не так? И когда наверху что-то заскрежетало, я в этом уверился. Великий мастер что-то кричал мне, но я не мог его услышать — его голос словно таял, даже машины не стало слышно. И тут я увидел Мота. Содда, один из мастеров в облике аборигена Мота, или кто-то, притворившийся Соддой, твой отец, механик, покинул свое место. Он шел к вратам. Я закричал великому мастеру об этом, затем замахал руками, он обернулся — и все понял. Ворота были закрыты, только машина могла их открыть — машина, которая должна была подарить аху пространство. Но в это мгновение, когда ее работа была прервана в самом начале, ворота были просто пустышкой. Вы можете их обойти со всех сторон: они никуда не ведут. К тому же они были закрыты на ключ, который был только у великого мастера. Мы все замерли. И тут Мот открыл ворота. Он как-то сумел открыть ворота. По-настоящему! Несмотря на то что машина уже была повреждена, и повреждена, скорее всего, им! Он открыл ворота, вспыхнувшие по периметру пламенем, и шагнул через пламя в какое-то месиво, туман, во что-то вроде этих самых пленок. Он оказался врагом. Я стрелял в него, и даже, кажется, попал, но это не причинило ему никакого вреда. Он был слугой нечисти, потому что сразу после этого один из подмастерьев обратился в Тарану. И началась резня. Огонь на воротах начал тускнеть, но я успел увидеть, что великий мастер вместе с остальными мастерами рванулся за Мотом в ворота. Это все. Я не знаю, как я спасся. Когда я пришел в себя, вокруг были одни трупы. Я обошел ворота со всех сторон: они опять обратились в пустышку. Я вышел наружу и не узнал Разгона. Вокруг творилось что-то невообразимое. Липкая паутина падала с неба и залепляла все. Трудно было даже дышать. Я пошел куда-то, куда вели меня ноги. Не помню, сколько времени я шел и как попал к светлым.

— Странно, — проговорил Пустой. — А ведь после девятой пленки должен был вспомнить.

— Тут были трупы, — кивнул Рени-Ка. — Но мало. Когда пленки только устанавливались, всякая нарождающаяся мерзость бродила везде. И мы застали только следы пиршества. Убрали все, конечно. Пытались изучать эти… часы, но все безрезультатно.

— Мы боялись, что, если ее тронуть, эта машина довершит ужасное дело, — подала голос Яни-Ра, — Кобба лгал тебе, механик, не во всем, но лгал.

— Я знаю, — кивнул Пустой и пошел вперед. Медленно зашагал вперед, не обращая внимания на Коббу с пулеметом у ног. Его шаги отдавались под потолком гулким эхом, и Коркин вздрагивал при каждом звуке. Скорняку казалось, что еще немного — и все, о чем говорил Кобба, повторится. Пустой дошел до ворот, обошел их со всех сторон, покачал головой, вытащил из кармана тонкую отвертку, загнул ее кончик, вставив его в замочную скважину, поковырял там и со скрипом распахнул створки.

— А замок-то простенький, — крикнул спутникам. — Тут и ключ был не нужен. Достаточно гвоздя!

— Ты дурак, Пустой, — засмеялся Кобба. — Оглянись. Ты ничего не открыл. Ты не Мот, кем бы он ни был. За твоими открытыми воротами то же самое, что и перед ними.

— Я не дурак, Кобба, — усмехнулся, прикрывая ворота, Пустой. — Я — механик. И вот как механик, который должен уважать точность, скажу тебе, что ты солгал мне. И солгал не один раз. Но вернемся к деталям. Ты назвал себя создателем этой машины, но, следуя твоему рассказу, получается, что великий мастер, чей меч и амулет я храню, отправился за Мотом, забрав за собой всех мастеров. Мне отчего-то кажется, что Мот именно этого и хотел. Я пока не знаю, что сделал Мот с машиной, но, если бы ты был ее создателем, ты бы починил ее!

Кобба молчал. Пустой встал между ним и спутниками. Кобба попятился к воротам. Механик медленно вытащил меч. Коркин судорожно сглотнул.

— Кроме этого, ты солгал насчет выстрела, — продолжил Пустой. — Да, мой отец был очень серьезно ранен. Но не выстрелом. Он был пронзен ударом Тарану в спину. Не знаю, как он смог выжить, но это совершенно точно. Ты не упомянул об этом. Но о Тарану рассказал. Объяснение может быть только одно: ты и был этим Тарану.

Коркин потянул с плеча ружье.

— Спокойно. — Пустой расставил руки, в одной был зажат меч. — Это еще не все. И не жмись к воротам: ты не уйдешь через них. К тому же магазин пулемета заклинен — я же механик, да и с Тарану мне уже приходилось схватываться. Так же, как и моему отцу. Расскажи правду, Кобба, и тогда я раскрою еще одну твою ложь. Самую большую.

— Хорошо, — Кобба раздраженно отбросил ногой в сторону пулемет, вытащил из-под куртки серый меч. — Этот меч был у Мота. Как и у каждого мастера. У меня меча в тот день не было. Я обучен обращению с ним, но я был жрецом. Жрец должен разить без меча. Я ничего не понимаю в этой машине, но именно я должен был сопровождать ее запуск молитвой, потому что все, что делается аху, делается для бога аху и во имя бога аху. Когда все пошло наперекосяк, все мастера были на своих местах, там, на лестницах. Каждый следил за своей частью механизма, хотя запускал его великий мастер.

— Среди них были и женщины? — уточнил Пустой.

— У аху нет различий, кто служит богу аху и народу аху — мужчина или женщина, — гордо выпрямился Кобба. — Когда все пошло наперекосяк, когда видения и страшные картины возникли вокруг меня, я почувствовал, как ужас вселяется в мое тело. Мои плечи выросли, мои пальцы превратились в когти, и я перестал владеть своим телом. Все, что происходило вокруг, я видел словно через мутное стекло. Я видел, как мои руки убили двух других жрецов, видел кровь подмастерий, а затем разглядел и Мота, который ковырялся в замке ворот точно так же, как это делал только что ты, механик. И я ударил его в спину, пронзил его насквозь. Но он не умер. Со стоном он развернулся и поразил меня мечом, каким-то чудом не пронзив сердце. Потом на шрам от его удара Вери-Ка наложил шрам от орудия светлых, когда они пытались извлечь из меня секреты аху. А тогда я упал. Падал я уже в своем прежнем облике. Я лежал, истекая кровью, тянул голыми пальцами меч из своей груди и видел, как вслед за Мотом в ворота ушел великий мастер и несколько мастеров.