Читать книгу "Каббалистические видения. - Сенфорд Дроб"

(a) фактически ничего стоящего не было в основе оккультных, теософических, и "неоязыческих" движений конца девятнадцатого и начала двадцатого веков;

(b) ассоциация элементов этих движений с национальной философией, которая в конечном счете способствовала нацизму, фактически проклинает эти движения;

(c) если юнгианская психология может быть так близко ассоциирована с религией или духовностью, и этого достаточно, чтобы представить юнгианство как шарлатанство; и/или

(d) духовность, предлагаемая Юнгом и его последователями, является псевдодуховностью, не достойной теологического или психологического внимания.

"АРИЙСКИЙ ХРИСТОС"

Во второй работе, Тайная жизнь Карла Юнга, Нолл обсуждает определенные доказательства подразумеваемого антисемитизма Юнга. Нолл утверждает, что Юнг испытывал стойкий интерес к духовному возрождению арийской расы, и его любовь к языческим и национальным мифам и символам изначально привлекла его к нацистам, поскольку они построили свою собственную идеологию на основе тех же самых немецких мифов и идей, настолько привлекательных для Юнга. Однако, на взгляд Нолла, Юнг был не заинтересован политикой и рассматривал национал-социализм лишь в психологических терминах как выражение мифического "архаичного человека", который оживит немецкую культуру[136]. Нолл приводит слова одной из ранних учениц Юнга, Иоланды Джакоби:

Его идея [о нацистском движении] состояла в том, что хаос рождает благо или нечто ценное. Так в немецком движении он видел хаотическое, изначальное условие для рождения нового мира[137].

Несмотря на доказательства нацистской угрозы, Юнг продолжал рассматривать развитие Германии сквозь призму его собственной психологии, сказав Джакоби, после того, как она предупредила его об опасности нацизма,

"Не закрывайте своих открытых глаз. Вы не можете отклонить зло, потому что зло - зачинатель света"[138].

Джакоби считает, что у Юнга просто не было ни доли понимания внешнего мира.

Со всей справедливостью следует обозначить простой факт, - притом, что в психологию Юнга в значительной степени могут быть интегрированы многие из тех философских и религиозных идей, которые повлияли на национал-социализм, это не делает Юнга нацистом, подобно тому, как преступления христианских фанатиков (например, во время Инквизиции или Крестовых походов) не делают всех христиан ответственными за их действия. Ноллом и другими было прозрачно указано на то, что сионизм - многоликая "национальная" оболочка движения, был привнесен в определенные идеи, которые также повлияли на нацистов, но доказательства, связывающие Юнга с антисемитизмом и нацизмом, должны быть более прямыми.

Нолл указывает, что Юнг мог быть открытым антисемитом, особенно когда находился в компании неевреев. В 1933 видный британский юнгиаец Майкл Фордхэм встретился с Юнгом в Цюрихе. Фордхэм сообщает, что Юнг потратил три четверти часа, разглагольствуя о евреях, говоря о том, что, когда евреи бродили по пустыне сорок лет, они "откармливались зерновыми культурами других народов", и они "должны быть одеты в особую одежду, потому что иначе мы могли бы принять их за таких же людей как и мы"[139]. Ирен Чамперноун, которая была анализантом с Юнга в 1936, позже сообщила, что Юнг делал антисемитские замечания и фактически поощрил своих пациентов делать то же самое как средство поддержания отношения с "тенью"[140]. Однако, еще одна коллега Юнга, Корнелия Бруннер, вспоминала, что Юнг был "ужасно расстроен", когда узнал, что немецкие синагоги были сожжены[141].

"ВИНА" И "РАСКАЯНИЕ"?

Степень "вины" Юнга за свои слова и поведение до Второй мировой войны остается открытой для значительных противоречий[142]. Тем не менее, большинство юнгианцев считают, что, в то время как Юнг не был ни ярым антисемитом, ни нацистом, и лично многое сделал, чтобы помочь конкретным евреям во времена нацизма и в течение своей жизни, его слова и отношение к ним в 1930-ых было время от времени безответственным, подстрекательским, авантюристическим, наивным, и возможно даже открыто антисемитским.

Юнг никогда публично не признавал своих ошибок, совершенных в довоенное время. Я полагаю, что ближе всего к этому он подошел в комментарии "После Катастрофы", который мы уже рассмотрели. Там он признает, что не был неуязвим от "коллективной вины" за становление нацистской эры. Далее, в статье под названием "Карл Густав Юнг и евреи: Реальная История"[143]Джеймс Кирш, ранний еврейский ученик Юнга, говорит о том, что первое, что Юнг сделал, когда они встретились после войны, - это выразил сожаление по поводу своих заблуждений, что нечто хорошее могло бы выйти из Третьего Рейха и, "принес извинения за некоторое из того, что он написал тогда". Кирш пишет, что очень сожалеет, что это извинение не было сделано публично[144]. Примечательно, что Юнг, который ранее в своей жизни был усерден в самокритике[145], никогда не давал себе оценки своих слов и действий во время подъема нацистского государства.

В этом контексте стоит подробно процитировать письмо Гершома Шолема Аниле Яффе, написанное 7 мая 1963, не только потому, что оно написано рукой самого великого современного ученого еврейской мистики, но также и потому, что оно указывает на то, что Юнг, по крайней мере конфиденциально, взял на себя определенную ответственность и раскаивался в заблуждениях, которые он испытывал до Второй мировой войны. Шолем пишет:

Летом 1947 Лео Баек был в Иерусалиме. Я тогда только что получил первое приглашение на Эранос, встречу в Асконе, очевидно предложение было от Юнга, и я спросил Баека, должен ли я принять его, так как я слышал и читал много протестов о поведении Юнга во времена нацисткого господства. Баек сказал: "Вы обязательно должны пойти!" и в ходе нашей беседы рассказал мне следующую историю. Он также был смущен репутацией Юнга, следующей из известных статей 1933-4 годов, потому что узнал Юнга очень хорошо в ходе Дармштадтских встреч Школы Мудрости и никогда не приписал бы ему каких бы то ни было нацистских и антисемитских чувств. Когда после своего выпуска он возвратился в Швейцарию (я думаю, что это был 1946), он не обращался к Юнгу в Цюрихе. Но Юнг узнал, что он был в городе, и послал письмо с просьбой проведать его, которую он, Баек, отклонил из-за тех случаев. После чего Юнг приехал к нему отель, и у них был чрезвычайно живой разговор, длящийся два часа, в течение которых Баек упрекал его за многое из того, что он услышал. Юнг оправдывался, склоняясь к определенным условиям в Германии, но в то же самое время признался ему: