Читать книгу "Между Призраком и Зверем - Марьяна Сурикова"

Слияние сущностей тоже шло постепенно, хотя правитель настойчиво противился сознанию неуловимого врага. Разум и опыт Кериаса, его знания, подход, привычка реагировать так или иначе на конкретную ситуацию — все это осталось, но склонность к насмешкам и иронии теперь смешивалась с невозмутимостью и уверенностью, с почти безупречным умением держать себя в руках и контролировать ситуацию, если ничто не провоцировало всплески. Возможно, маг боролся с собой лишь из-за того, что полагал, будто одержимость убийцы перейдет к нему, как перешло когда-то безумие Ириадена.

Весь этот сложный и явно болезненный процесс вызывал в Кериасе массу противоречий, но он держался.

Пока я не давала повода злиться, владыка мог спокойно разговаривать, слушать и даже спрашивать моего мнения. А я старалась лишний раз не напоминать о Призраке и о наших с ним отношениях. К чему дразнить зверя, если шаатер пробуждала его инстинкты, которые были намного глубже и сильнее повелений рассудка? Поэтому Кериас оказался не в состоянии переломить себя настолько, чтобы сразу же отослать меня прочь.

Вот так и текли дни — хождение по краю, ощущение опасности, ожидание взрыва, но вместе с тем — беспрестанное медленное движение нитей, сплетающих наши эмоции и чувства.

Так, я ловила себя порой на странных реакциях: то вздрагивала от простых прикосновений, то вдруг перехватывало дыхание или от ощущения руки на талии подгибались колени. А иногда начинала ни с того ни с сего улыбаться, глядя на оживленного Кериаса. У Эвелин хорошо получалось смешить его. Я же всегда отличалась молчаливостью, привыкла хранить мысли и чувства при себе, да и не могла ощущать той свободы, что чувствовала магиня рядом с сыном. Не выходило дразнить, вызывая смешинки в глубине темных глаз и хитрый кошачий прищур. У меня получалось лишь заставлять эти глаза темнеть, а губы сжиматься. И наедине со мной он не демонстрировал свойственной ему живости.

Я вдруг осознала, как прежняя роль фиктивной любовницы и приманки помогала четко держать дистанцию. Мы не много общались в то время, да и его болезнь не позволяла Зверю расслабиться. Однако из прошлого, отраженного гранями, я помнила, что «живому» Вернону была свойственна черта совершать авантюрные поступки, а Кериас определенно задумал нечто очень рискованное на день торжественного приема послов государств и посланников великих княжеств.

Полагаю, все мы могли спокойно дожить до того знаменательного дня, завершив приготовления. Однако на ровном пути я все-таки оступилась, допустив ошибку.

Тихий вечер, приглушенный свет, и я вновь устроилась на подлокотнике кресла, а Кериас, слегка хмурясь, проглядывал строчки, написанные моей рукой. Речь шла об Иннее, последнем и самом мятежном княжестве.

Уже завтра ворота дворца должны были впустить внутрь толпу приглашенных.

В этот вечер мы были в покоях не одни. Присутствовали Эвелин, маг Илирий, обладавший даром внушения, и еще один мужчина, очень старый и дряхлый. Советник дяди нового императора. Он уже почти не ходил, но его ум оставался чист и ясен, как в юности. Великий человек, чье имя стало синонимом настоящей дипломатической мудрости в нашей стране. И его специально привезли во дворец накануне великого события.

Кериас был напряжен, я чувствовала это хотя бы по тому, как крепко он сжимал мою ладонь, подняв ее на уровень лица, вдыхая аромат аретерры и легонько поглаживая большим пальцем мое запястье.

— Сколько? — вновь глубоко вздохнув, спросил он у старика.

— Десять княжеств присягнули великому князю Иннеи, — продребезжал в ответ старческий голос.

Напряжение в воздухе нарастало.

— Они разжигают волнения среди своего народа, — добавил старик, а Кериас выдохнул.

— Завтра все решится, — ответил он.

Советник кивнул и зашелся в кашле. Эвелин тут же поднесла ему стакан воды.

— Благодарю, — отозвался он, отпив несколько глотков. Выцветшие старческие глаза остановились на напряженном императоре. — Наверняка предпримут попытку…

— Наверняка, — не дал закончить Кериас, — это учтено. Ты не устал, Рид?

Он махнул ладонью, а Эвелин склонилась к старику со словами: «Мы проводим вас до покоев». Кошка подхватила советника под руку с одной стороны, а маг Илирий — с другой, и они вместе вышли из гостиной, в которой воцарилась тишина.

— Принеси мне книгу со стола, — нарушил искрящее напряжением безмолвие Кериас.

Исполнив просьбу, я передала ему старый потрепанный фолиант и в удивлении замерла, наблюдая, как он пробегает пальцами вдоль ровных рукописных строчек.

— Ты изучал древний язык? — тихонько присев на подлокотник, спросила отрешившегося от действительности императора, а голос дрогнул.

Он слегка нахмурил брови, отрываясь от чтения, и поднял глаза.

— Нет. Ириаден изучал, мне не было смысла, — ответил коротко и снова склонил голову, вчитываясь, пока я, охваченная радостной надеждой, ожиданием и неверием, совершенно непроизвольно потянулась к белоснежной пряди и пропустила ее между пальцами.

Все в том же состоянии томительного предвкушения припомнила: Вернон знал этот язык. Оказалось, я произнесла последнюю фразу вслух.

Воздух вокруг наэлектризовался, словно перед бурей. Кериас резко вскинул голову и успел поймать мой полный надежды взгляд.

— Прекрати, — прошипел он, — прекрати искать его во мне!

Книга отлетела на другой конец комнаты, император вскочил на ноги, а я спрыгнула с подлокотника, на всякий случай отступив на несколько шагов.

— Разве преступление хотеть, чтобы ты вспомнил?

Нервы дали о себе знать, я даже умудрилась повысить голос.

— Нет, — прорычал император, — не преступление хотеть, чтобы я окунулся в воспоминания убийцы. А вот убийство — это преступление. — Его глаза горели от ярости, черные волосы, не стянутые шнурком, разметались по плечам. — Мне надоело, что ты рядом ради него, что когда наши взгляды встречаются, я ловлю выражение ожидания в твоих глазах. Меня злит, как ты закусываешь губу, чтобы случайно не оговориться и не произнести вслух его имя. Точно так, как ты оговорилась сейчас. Или когда твои пальцы тянутся к этой пряди, а потом приходишь в себя и резко отдергиваешь руку.

— Я здесь ради тебя, потому что зверю нужна аретерра!

— Которой ты могла не стать, не проберись тайком во дворец!

Я замолчала, он тоже. Отвернулся, сделал несколько шагов в угол комнаты, затем подошел обратно, остановился и скрестил руки на груди.

— Поздно, Миланта, не так ли? — спросил вдруг почти спокойно.

— Да, — ответила приглушенно.

— Завтра непростой день, нужно отдохнуть как следует. Как полагаешь?

— Конечно.

— Ведь Вернон даже не касался тебя?

— Мы только целов… — резко оборвала себя на полуслове. До сознания дошло, что в его почти равнодушные и отвлеченные фразы каким-то образом вплелся вопрос про стража.