Читать книгу "Огонь и ярость. В Белом доме Трампа - Майкл Волф"

Однако Бэннон, находившийся, по мнению Босси, чуть ли не на искусственном жизнеобеспечении под занавес своего пребывания в Западном крыле, снова был “в ударе”. Он покинул “явочную квартиру” в Арлингтоне и опять обосновался в Breitbart Embassy, превратив таунхаус в главный штаб для следующего этапа трампизма, который совсем не обязательно предполагал участие самого Трампа.

На вопрос о руководящей роли Трампа в национал-популистском движении Бэннон отметил, что в политическом ландшафте страны возможны изменения: “Я лидер национал-популистского движения”.

Бэннон держался так уверенно в том числе и вот почему: по причинам, о которых Бэннон пока что не мог догадаться, в состоявшемся недавно последнем туре выборов сенатора от Алабамы (это место освободил Джефф Сешнс, когда стал генеральным прокурором) Трамп поддержал кандидата от истеблишмента, рекомендованного Митчем Макконнеллом, а вовсе не выдвиженца национал-популистов. А ведь Макконнелл с президентом почти не разговаривали. Еще во время августовских “рабочих выходных” в Бедминстере аппарат президента пытался организовать примирительную встречу с Макконнеллом, но подчиненные Макконнелла ответили, что встреча не состоится, поскольку лидер сенатского большинства идет к парикмахеру.

Однако президент – как обычно, обиженный и сбитый с толку из-за того, что не смог найти общий язык с лидерами Конгресса, и в то же время обозленный на них, поскольку они отказывались с ним ладить, – пошел ва-банк и поддержал Лютера Стрейнджа, кандидата Макконнелла, чьим соперником был выдвиженец Бэннона, ультраконсервативный бузотер Рой Мур. (Даже по меркам Алабамы, Мур считался крайне правым: его уволили с должности председателя Верховного суда штата за то, что он не подчинился федеральному суду, требовавшему убрать монумент с изображением десяти заповедей, который сам же Мур и установил у здания Верховного суда.)

Стиль политического мышления Трампа казался Бэннону в лучшем случае бестолковым. Едва ли президент мог ожидать от Макконнелла благодарности – да он ничего и не попросил в обмен на поддержку Лютера Стрейнджа, которую выразил в незапланированном августовском твите. Перспективы Стрейнджа выглядели туманными, но, скорее всего, его ждал унизительный проигрыш. Рой Мур явно был кандидатом базового электората Трампа – и, безусловно, кандидатом Бэннона. Получается, что Трампу предстоял поединок с Бэнноном. По большому счету, президент мог вообще никого не поддерживать – никто бы не cтал возражать, если бы он занял нейтральную позицию в связи с предвыборной гонкой в Алабаме. Или он мог бы поддержать его втихую, а не удваивать ставку посредством все более настойчивых твитов.

С точки зрения Бэннона, этот эпизод подтверждал не только навязчивую и курьезную неуверенность Трампа в том, чьи же интересы он действительно представлял, но и переменчивость и абсурдность его мотивов. Вопреки всякой политической логике, Трамп оказал поддержку Лютеру Стрейнджу, потому что, как он объяснил Бэннону, “Лютер мой друг”.

– Он это выпалил, точно девятилетний ребенок, – с отвращением сказал Бэннон, отметив, что не существует такой вселенной, где Трамп и Стрейндж могли бы по-настоящему подружиться.

Для каждого из наиболее влиятельных сотрудников Белого дома основной головоломкой в отношениях с президентом стала попытка объяснить его необъяснимое поведение.

– Президент очень хочет нравиться, – так сформулировала эту проблему Кэти Уолш. – Для него это настолько важно, что он испытывает сложности… по любому поводу.

Поэтому Трампу нужно было непременно выигрывать – хоть что-нибудь. В такой же степени он нуждался в том, чтобы выглядеть победителем. Само собой разумеется, попытки выиграть без предварительных размышлений, планов или четких целей в течение первых девяти месяцев президентства Трампа если к чему и привели, то только к проигрышам. В то же самое время, вопреки любой политической логике, отсутствие плана, импульсивность и явная тяга к войнушке вызывали тот разрушительный эффект, который, как могло показаться, так весело расшатывал статус-кво.

Но теперь, думал Бэннон, ощущение новизны наконец-то начинает уходить.

Для Бэннона борьба между Стрейнджем и Трампом стала проверкой культа личности Трампа. Президент, несомненно, продолжал верить, что люди следуют за ним, что он воплощает собой трампизм – и что его поддержка прибавляет от 8 до 10 процентов любому кандидату. Бэннон решил проверить этот тезис, причем сделать это максимально впечатляющим образом. При всем при этом республиканское большинство в Сенате потратило на кампанию Стрейнджа тридцать два миллиона долларов, а кампания Мура обошлась в два миллиона долларов.

Трамп, хотя и знал, что согласно данным опросов Стрейнджу не хватает голосов, согласился посетить Алабаму, чтобы лично поддержать кандидата. Однако появление Трампа в Хантсвилле 22 сентября перед огромной толпой возымело прямо противоположный эффект. Президент произнес речь в своем фирменном формате – девяносто минут бессвязных, импровизированных рассуждений. Он говорил о постройке стены (теперь предполагалось, что она будет прозрачной), уверял, что информация о российском вмешательстве в американские выборы – фальшивка, а также что уволит любого в своем правительстве, кто поддерживает Мура. Но, хотя базовый электорат президента явился почти в полном составе, по-прежнему привлеченный новизной своего лидера, чирлидерские возгласы Трампа в поддержку Лютера Стрейнджа, в лучшем случае, вызывали вялую реакцию. По мере того как толпа начинала испытывать нетерпение, встреча с избирателями грозила превратиться в безнадежный конфуз.

Почувствовав неладное и отчаянно пытаясь найти выход из положения, Трамп ни с того ни с сего вспомнил историю с Колином Каперником, вставшим на одно колено, когда исполнялся американский гимн перед игрой Национальной футбольной лиги[50]. Это стало буквально сигналом для зрителей – они поднялись и аплодировали стоя. После этого президент быстро свернул разговор о Лютере Стрейндже и уже не упоминал о нем до конца выступления. На следующей неделе он тоже продолжал бранить НФЛ. Он вообще не заметил сокрушительного поражения, которое постигло Стрейнджа через пять дней после выступления в Хантсвилле. Он проигнорировал тот факт, что Мур с Бэнноном одержали над ним победу – а ведь это могло привести к новому разладу в их рядах. Теперь у Трампа появилась новая тема, преобладающая над всем остальным: Колено.

* * *

Практически каждый, кто получал должность в администрации Трампа, начинал вот с какой предпосылки: “Это сработает. Мы можем сделать так, чтобы это сработало”. Теперь, всего через девять месяцев после начала президентства Трампа, почти никто из высокопоставленных чиновников уже не был уверен в правильности этой предпосылки. Возможно – а в некоторых случаях наверняка – большинство сотрудников пришли к выводу: единственным положительным моментом их работы стали попытки сделать так, чтобы с трамповским Белым домом не случилось самое худшее.