Читать книгу "Радужная топь. Ведьма - Дарья Зарубина"

— Так-то ты господина уважаешь, словник Болеслав? — зашипел на него Владислав, сверкая глазами. — Разве я причинил тебе вред?

Словник осекся, замотал головой, так что патлы седые растрепались, а плешь блеснула в свете волшебных огоньков капельками пота.

— Вот то-то же. Иди-ка ты, батюшка, к воротам. Игор и Конрад возвращаются, так что тебе тут делать нечего. А потому есть у меня для тебя работа. Во дворе увидишь возницу — узнаешь его, бородищу черную в мыслях твоих я хорошо разглядел. Ты его запомнил. Да не трясись, что ты колотишься, как лещ в бадье?! Похвастай-ка еще разок передо мной своим уменьем — набрось на него петельку, а как затянешь — отпусти его до вечера. Скажи, книжник Конрад в ночь поедет — чтоб засветло к башням. Понял?

Старик кивнул раз, другой, третий — так и тряс подбородком да нижней губой, пока Владислав не вытолкал словника за дверь. Слышно было, как тот припустил по лестнице наверх. Владислав следил силою сквозь камень стены, как словничий оранжевый огонек пересекся с языком синего пламени и зеленой молнийкой — Болюсь едва не налетел на Игора и Коньо. Где-то рядом затеплился желтый золотничий свет — может, вышла пройтись супружница Эльжбета. Нет, при ней была бы мать, золотые огоньки двигались бы парой. Не пойдет Элька так близко от мужних покоев без матери, с одними служанками-мертвячками. Значит, Гжесь явился отчет держать. Верно, новых ведьм наловили мужички — продавать привезли.

Владислав приоткрыл дверь и, усилив слово искоркой магии, так что белая змейка заметалась от стены к стене, выбираясь наверх из подземелья, крикнул:

— Землица блага, золотник Гжегош. Здрав ли ты, батюшка?

С удовольствием представил себе лицо старика. Тот всякий раз не мог взять в толк, что не преграда для высшего мага стена, если разум не защищен особенно крепкими заклятьями, а на Гжеся у Владислава ниточка давно была, так что его мысли он и из соседнего княжества видел как на ладони.

— Ведьмы живые есть?

Гжегош, видно, не знал, как ответить — крикнуть ли, шепнуть. Проговорил, вертя головой по сторонам и словно бы ни к кому не обращаясь:

— Нет, живых уж нету, княже. Все упокойницы.

Владиславу сделалось досадно. Верно, нет среди этих мертвых селянок вечоркинской колдуньи. Не далась бы она так легко в руки мучителям. Поймали мужики какую-нибудь девку, снасильничали, покуражились, а теперь еще и князю продать решили — авось и заработают на своем грехе.

Он легким шагом поднялся по лестнице, неслышно выскользнул из ниши, оказавшись за спиной золотника.

— Благодарствую за службу, Гжегош Громиславич. Конрад, прими мертвецов да определи в холодную. Игор, приведи-ка мне тех, кто доставил.

— Заплатишь? — мрачно рыкнул великан.

— Погляжу, — сурово бросил князь. — Если есть среди них тот, кто ее убил, — готовь гвоздок про него на Страстную стену. Если силой ее взяли живую — клеймо согреем.

— А если сама от страха убилась которая, а куражились над мертвой?

— Тогда нет на них вины, которую я со стены оглашал. Дам денег, и пусть идут. Князь слово держит.

Гжесь, пятясь, двинулся к двери. Конрад, на лице которого так и двигались морщинки от любопытства, отчего его с дороги воротили, пошел следом за стариком, решив, что на все час свой найдется.

— Так ведь опять притащат, — буркнул Игор. — Сам знаешь, нет среди этих девок нашей. И быть не может.

— Знаю, — мрачно отозвался Влад. — И насильнику к роже клеймо приложу сам, и голову с душегуба сам сниму. И тем, кто жив из Черны уйдет, скажу, что довольно Кровавому Владу мертвых девок. И живых довольно. Сыт он. И впредь всем, кто привезет ведьму, висеть на Страстной стене. Как думаешь, скоро ли слух от реки до реки обернется?

Игор усмехнулся. Крыльями раскинув темно-синий плащ, скользнул за угол. Владислав вновь остался один.

Глава 75

Мучила душу досада на себя. Смутной тенью притаилось по углам недоброе предчувствие, глядело из темноты красным взглядом. А может, то копошилась крысой за сердцем беспокойная совесть.

Разве виноват книжник Конрад, что господина его весь мир Землицын ненавидит, что каждый сосед на Чернский удел зарится? Хозяева дерутся, а холопам без чубов остаться?

Славко ухватил себя горстью за черные вихры. Лег на лавку, прикрыл глаза. Был и сам он таким же холопом, как толстый Князев книжник. Выгреб князь из огня горячие уголья чужими руками, сильными руками мануса Борислава. Сожгла эти руки проклятая топь, так что не то что искру белую — деревянную ложку по первому времени удержать не мог. Да только радужное око милостивым покажется любому магу, попади он в руки к закрайцу Ивайло. Топь напьется — да и лопнет, а Щур, как до крови дело дойдет — сытости не ведает. Льет как воду, сколько в жилах есть, лишь бы чужой болью потешиться да заказчику угодить.

Не давали мысли задремать. Славко сердито ворочался на лавке, по привычке проклиная Чернца и послушных ему радужных тварей: уж в путь тронулись, так нет, вернуть велел Конрада господин. Старый пройдоха-словник, что от князя прибег, велел Славко вечером явиться да как следует отдохнуть — дорога вся в ночь пойдет, желает слуга княжий к первой башне до рассвета поспеть.

Возчик воротился к лесным. Отправил к Ивайло шустрого парня — сказать, чтоб не ждали книжника рано, только затемно. А сам, признавая правду словника, завалился в своей хижине спать — да только как уснешь, когда за окном свет белый, день едва заходит, а мысли так и точат висок.

От свету Славко закрыл дверь. Для того и дом он себе взял без окон — чтоб, если в долгую дорогу, в любой час лечь и выспаться. Жаль, от раздумий никакой двери у него не осталось. Разве только у стряпухи спросить какой травки…

Он тяжело поднялся с лавки, принялся шарить ногами по полу, сердясь, что абы как скинул сапоги и теперь в темноте никак не отыщет. Яркий свет ударил в глаза из приоткрывшейся двери, но тотчас померк — дверной проем загородили широкие плечи гостя.

— Что это ты вернулся, друже Борислав Мировидович? — тихим, на концах слов переходящим на рык голосом спросил Щур. — Жив, значит, не раскрыл нас пока Чернский князь. Не подходил ли к тебе кровопивец? Не мог в голову заглянуть? Может, ты, не ведая, всех нас уж предал?

Возчик фыркнул, отыскав наконец под лавкой свои сапоги. Молча закатал рукав, показал закрайцу свои шрамы.

— Я, друже Щур, топью ломаный. Говорят, трудно у такого, как я, незаметно мысли прочесть. А близко князь Владислав ко мне не подходил — даже из терема не выглянул. Прислал старика башенного сказать, что к вечеру я им нужен, а до того дело есть для его книжника. Мы, как из города стали выезжать, два возка встретили — ведьму князю привезли, верно. Может, и не одну. Мужички бедные, но с гонором — по всему, из Бялого едут. Воротил князь книжника ведьм посмотреть, а ты уж в предатели меня пишешь.

— То-то ты, от честности видно, сразу в хату спрятался и на лавке крутишься. Пришел бы сразу сам да рассказал. Раз из города едва выехали — лошадка-то у тебя, верно, свежая. До города три четверти часа, там едва погуляли, обратно столько же — неуж умаялся и еще часу не захотел потратить, чтоб до меня добраться? Точно не скрываешь ничего, Борислав Мировидович? А ну как окажется на нас засада вечером из лучших княжеских магов? Ты-то меня знаешь, я отобьюсь. А потом приду да с тебя взыщу.