Читать книгу "Александр Попов - Моисей Радовский"

Не меньшую ценность представляют воспоминания людей, которые не учились непосредственно у Попова, а, закончив общее образование, начали свою научную карьеру под его руководством, работая у него на кафедре и в лаборатории в качестве ассистентов и лаборантов. Все они считали себя учениками своего профессора и на всю жизнь запомнили то влияние, которое он на них оказал. В этих записках выразительно обрисованы отмеченные уже черты характера Попова — чуткость, отзывчивость, внимание, обязательность и предупредительность в отношениях с людьми, с которыми он имел дело, независимо от занимаемого ими положения.

С. Я. Лифшиц так рассказывает о своей первой встрече с Поповым: «Первое свидание с знаменитым изобретателем произвело на меня необычайно приятное и обнадеживающее впечатление. Александр Степанович оказался необычайно простым и сердечным человеком. Он с большим участием расспросил меня о моих предыдущих работах и осведомился о том, как я думаю устроиться в Петербурге, где я буду жить и питаться. Посоветовал снять комнату поближе к институту. „Для работы постараюсь вас устроить возможно удобнее здесь в институте. Вы обосновывайтесь в городе, а завтра приходите, мы отведем вам рабочее место“, — сказал он мне на прощанье. Потом мы с Александром Степановичем виделись ежедневно, и наши отношения определялись той же сердечностью и добротой, которые произвели на меня такое впечатление при первом свидании. Ни разу за все время работы с А. С. ни в обращении со мной, ни в обращении с другими я не замечал в нем каких-либо намеков на самоуверенность, чувство превосходства или на то, что он старается подчеркнуть значительность его собственных достижений»[768].

Область научных изысканий Попова для его сотрудников была совершенно новой, работать приходилось на невозделанной почве. Нетрудно себе представить, какие препятствия возникали перед пионерами-радистами. Единственным специалистом в этой отрасли прикладной физики был сам Попов, к нему и приходилось обращаться на каждом шагу.

Из истории науки известно немало фактов, когда основоположники какой-нибудь новой дисциплины, имея дело с начинающими специалистами, которым трудно было овладеть не сложными с точки зрения ученого, но не привычными для них приемами и орудиями, приходили в отчаяние и были готовы чуть ли не проклинать начатое ими преподавание. Дневник Б. С. Якоби, например, полон жалоб и возмущений по поводу того, что обучаемые им гальванеры не сразу становятся знатоками в электроминном деле; они часто ломали приборы, вызывая недовольство своего учителя. Ему порой казалось, что из его учеников не выйдет специалистов, полезных в боевой обстановке, между тем на деле вышло наоборот. В начавшейся вскоре Крымской войне искусство русских минеров оказалось непревзойденным, и даже враги признали превосходство минного дела в России.

Попов обладал совершенно иным характером. Он всегда внимательно выслушивал своих учеников и терпеливо поправлял их ошибки и промахи, стараясь не глушить их инициативу. H. H. Шаховской[769] с теплотой вспоминал: «Он предоставлял каждому достаточно большую свободу в работе; не чувствовалось излишней, как это нередко бывает, мелочной опеки. Он давал основные указания и, когда требовало дело, немедленно вводил соответствующие коррективы…»[770]

Внешне влияние Попова на своих учеников и сотрудников было едва заметно, но в действительности оно оказалось очень глубоким и ощущалось на протяжении десятилетий. Д. А. Рожанский всего один год работал в качестве лаборанта (ассистента) на кафедре у Попова. Через 20 лет, когда он занял уже видное место среди советских радиотехников, он признавал, что направлением своей научной деятельности он обязан Попову и почитает себя его учеником, хотя физическое образование получил в Петербургском университете, где Попов никогда не преподавал. «А. С. Попов не был моим учителем в прямом смысле, — писал он, — и мое знакомство с ним началось только с осени 1904 г., когда я, окончив университет, начал вести под его руководством занятия со студентами в лаборатории Электротехнического института. Но эти и сопровождавшие их продолжительные личные отношения оставили неизгладимый след на моей дальнейшей деятельности, дав ей то направление, которое позволяет мне установить известную преемственную связь с научной работой А. С. Попова»[771].

На протяжении всех лет пребывания Попова в Электротехническом институте у него старшим лаборантом был Б. И. Зубарев[772]. После смерти Попова на заседании, посвященном его памяти в Русском физико-химическом обществе, Зубарев сделал сообщение о работе покойного ученого в Электротехническом институте и остановился на взаимоотношениях профессора со своими сотрудниками. Эти отношения всегда отличались сердечной теплотой и служили лучшим стимулом к плодотворной коллективной работе. «Все высказываемые ему мнения, — подчеркивал Зубарев, — подвергались им всегда обсуждению, все возражения принимал он всегда с величайшим вниманием, а желания его сотрудников исполнялись им всегда с трогательной предупредительностью»[773].

В записях сотрудников Попова приведены и отдельные эпизоды, свидетельствующие о том, что чуткость, отзывчивость и невозмутимость не покидали его даже в случаях, которые, казалось, могли вывести из равновесия людей, редко лишающихся спокойствия. С. Я. Лифшиц рассказывает о событии, имевшем место, когда он работал над тем, чтобы добиться увеличения чувствительности декогерера: «Александр Степанович посоветовал для этой цели заключить декогерер в герметически закрытый футляр и выкачать воздух. Он объяснил целесообразность своего предложения следующим образом: „Создав безвоздушное пространство, мы будем работать при определенном режиме контакта сталь — уголь, так как будут исключены возможности случайного окисления стальной поверхности, а также избавимся частично от окл кодированных газов“. Я последовал его совету. И вот однажды процесс откачки вследствие моей оплошности едва не привел к большим убыткам.

Дело произошло таким образом. Для лучшего вакуума я решил произвести откачку в течение возможно большего времени, оставив насос работать всю ночь. Модель непрерывно действовавшего воздушного насоса того времени, бывшая в распоряжении А. С. Попова, требовала для форвакуума параллельного действия водяного насоса. Накануне, перед уходом из лаборатории, я убедился, что все шланги и соединения в полном порядке, и спокойно отправился к себе домой, оставив насос работать на всю ночь. А утром, придя в лабораторию, застал весь персонал в большом волнении. Оказалось, что ночью водяное давление повысилось, шланг лопнул, и вода начала заливать всю лабораторию, а затем просочилась вниз, заливая приборы чужой лаборатории. И так всю ночь. „Ну, думаю, после такой истории придется оставить работу у Попова“. Кроме своих неприятностей, Александру Степановичу пришлось, очевидно, иметь еще неприятные объяснения с руководителем нижней лаборатории. Немедленно отправляюсь к Попову, решив мужественно встретить ожидаемую меня бурю и взять на себя ответственность за ее последствия. Но бури я не встретил. Александр Степанович остался верен себе и в эти минуты волнения и неприятностей остался тем же сердечным и чутким человеком, каким я знал его все время. Увидев мое взволнованное лицо, он ободряюще улыбнулся и сказал: „Да, объяснение с руководителем лаборатории было не из приятных. Жаль, что я вас не предупредил о такой возможности“. Этим объяснение и окончилось»[774].