Читать книгу "Гонконг - Николай Задорнов"

– Нет, мы возьмем корову на наш корабль!

Ябадоо сказано под величайшим секретом!

В Симоду из России пришла шхуна «Хэда», которую строили в этой деревне. Русский император прислал в подарок тенно, сиогуну и Японии. Дар этот уже передан в Симоду. Приезжала из Эдо особая комиссия. Кавадзи к русским больше не подпускали. Никому из тех, кто с русскими знаком или встречался, к ним не разрешено даже приближаться. Даже полицейских переменили. Уэкава назначен капитаном западного корабля. «Хэда» уже стала японская. Уэкава-сан очень умело управляет и командует. Готов экипаж из молодых японцев. Все в парусине. Кокора-сан и его экипаж перейдут на другой русский корабль «Оливуца» и уходят в Китай и в Англию. Война у них закончилась, и секреты не разглашаются.

Но Ябадоо уже слыхал все это. Вся деревня знает все то, о чем велено молчать, храня секрет.

Ябадоо поклялся свято сохранять тайну. Он и корову свою отстоял, и любимого мальчика-внука не выдал и спас. Такой милый, хороший мальчик с синими глазами. В этом нет ничего плохого. А соседка-старуха стыдила и пугала хэдских девиц, показывая на морских солдат, когда они входили в деревню с пением и говорила: какая беда скоро всем девицам будет; ведь пришли морские солдаты с синими глазами.

– Какой хороший ребенок! – сказал старший губернаторский уполномоченный, увидя мальчика на руках у няньки.

– Да, это моя жена родила мне сына, – отвечал Ябадоо, подливая сакэ в чашки и подкладывая огромного живого морского рака в чашку гостя. – Уже старые мы, а какой ребенок родился! В этот год я ел морских раков, живых... Если я умру, то моего сына обещал вырастить мой третий зять Уэда Таракити, он западный инженер и герой труда на кораблестроении. Его знают в Эдо.

– А как живет Ота-сан? – спрашивал Колокольцов на закате, задержавшись с Корсаковым и переводчиком под сенью лавровишневых гигантов. Солнце садилось за холмы.

– Очень хорошо, – отвечал Мориама. – Он переехал в Эдо и открыл банк. Отделение в Осака. У него анонимные совладельцы.

– Кто же?

Мориама дернул головой кверху, улыбнулся.

Ота-сан хотел бы растить внука... Но отец ребенка очень его любит и решает воспитывать сам. У семьи богатый новый дом в Эдо. Построен для дочери Ота-сан любящим супругом.

– Для...

– Для Оюки.

– Она счастлива?

– Очень. Уже ждет второго ребенка.

– Кто же муж?

– Капитан-инженер флота Ямаока-сан. Или... Ах, кажется, я ошибся... кажется, Ямадо-сан.

В Японии очень ценятся дети. Ота-сан любит внука и говорит, что он самый лучший ребенок в Эдо; когда вырастет, то пригодится Японии. Ота-сан не уступает Ябадоо-сан в глубине человеческих чувств!

Колокольцов отправился на корвет, куда матросы только что перевезли его вещи с «Хэды». Александру Александровичу надо осмотреться, прежде чем завтра после сдачи «Хэды» переселяться совсем. Он без интереса раскрыл бумаги, разложил некоторые книги.

В дверь постучали.

– Ну что же, завтра обмен ратификаций? – спросил Римский-Корсаков. – Итак мы с вами, Александр Александрович, опять в дальнее плавание! Как говорится: два брата на медведя...

Глава 38

А ДВА СВОЯКА – ЗА КИСЕЛЬ

«В исходе 11 часа свезли с корвета „Оливуца“ ратификацию японских трактатов, причем салютовали 13 выстрелами.

В 1/2 1 часа в момент размена ратификаций на берегу подняли на мачте русский и японский национальные флаги, с корабля салютовано 21 выстрелом.

В 1/2 3 часа прибыли на шхуну вице-губернатор города Вакано Меосиро и командир шхуны – офицер Уэкава Деничиро, которым, по приказанию кап. I ранга Посьета, сдана шхуна.

В 5 часу прибыла японская команда на шхуну.

В 6 часов по спуске флага командир шхуны лейтенант 23 флотского экипажа Колокольцов, 4-го флотского экипажа мичман Казин и нижние чины – 1 фельдшер, 2 квартирмейстера и 16 рядовых – перешли на корвет «Оливуца».

Так записал командир шхуны лейтенант Колокольцов в шканечном журнале шхуны «Хода» за 25 ноября 1856 года.

Харрис записал в дневнике: «...Мне доставили корову, и пожилая японка доит ее после нескольких преподанных мной уроков. Вчера и сегодня я с молоком и чувствую себя гораздо лучше. Показывал японцам, как пьется молоко, и объяснил, какие молочные продукты из него вырабатываются. Они были поражены и сказали, что это для них целое открытие, что я первый в истории Японии знакомлю их с пользой молока и мои уроки не забудутся никогда, вечно будут помниться, пока сохранится любовь к Америке».

Харрис велел приготовить тогу посланника, желая сделать сегодня официальный прием.

...Римский-Корсаков искренне рад. Постоянно встречаешься, и невольно является дружеское расположение.

У Харриса пухлое, мягкое лицо с высоким лбом, с пышными, словно взбитыми усами и бакенбардами, придающими ему выражение сытости и довольства. Персона солидная, ничего не скажешь! Но и остер, умен, да и дело знает. Пухленький подбородок, красивые маленькие губы и гордый взгляд. До старости миловиден и, конечно, заботится о себе весьма. Про таких, как он, провинциальные дамы у нас говорят: «душка», «пумпончик», «котик». Он и есть котик. Но не котик, а сытый кот, котище, довольный собой, раскормленный, у него сладкий взгляд. И эти щеки в пышных, словно взбитых бакенбардах что-то уж очень знакомое по нашим министерствам.

Откуда он выброшен сюда, из каких недр, таящих многочисленные компании прожигателей жизни? Сам говорит, что из Европы в Америку и обратно переплывал Атлантический океан много раз, жил в Англии и Франции.

Выражение лица его часто меняется. Он вдруг бывает обидчив и тогда словно хочет сказать: «Что? Как это вы обо мне понимаете, па-азвольте?» Глаза принимают злое выражение. Начинает нервно, брюзжа, но не теряя важности, доказывать, что-то, вроде того, что он посланник, а не консул, но что японские крючкотворы стоят на букве, уверяют, что по договору, заключенному Перри, обязались принимать только консулов, а не послов. Но обычно Харрис приветлив и любезничает, любит кутежи, смех, анекдоты, а тучная осанистая фигура трясется от восторга и самодовольства. При этом он все слышит и замечает, и, когда надо, они с Посьетом умеют сообщать друг другу что-то важное. Харрис бывает так мил, весел, радушен, что веришь, что он в Париже в самых дорогих ресторанах ходил в таком же расположении духа, в тоге посланника, от столика к столику, обнимая и целуя женщин и приводя в восторг публику.

Все бумаги были составлены и переданы друг другу. Письма написаны. Все проверено, и обо всем уговорились. Посьет сказал, что сегодня японцы прислали на корвет еще восемь ящиков подарков для Петербурга.

На прощанье Таунсенд Харрис сказал Воину Андреевичу:

– Так дайте мне слово не стать в Макао моим соперником, мой good-looking captain? Ха-ха-ха-ха-ха!.. Только при этом условии я даю вам мои наилучшие рекомендации.