Читать книгу "Волчья ягода - Анна Данилова"

Но это был просто-напросто вонючий бункер с полуразложившимся трупом в дальней клетке… Я приблизилась к прикрытому рогожей телу, открыла его и увидела знакомую кожаную черную куртку с замшевыми вставками… Эту куртку я бы узнала из тысячи… Это была моя куртка, а потом я подарила ее Миле. Больше на трупе ничего не было. Меня замутило от вида бледных голых бедер в трупных пятнах… Какая-то яркая деталь привлекла мое внимание, но потом мысль-ассоциация ускользнула…

Я смотрела на распластанное у моих ног тело. Женщина лежала вниз лицом, боком…

Свалявшиеся белесые волосы, такие грязные, словно тело тащили по мокрой земле; темная кровяная лужа, источающая зловоние…

– Мила… Как же это?

Я склонилась над трупом, пытаясь разглядеть лицо, но вместо него была маска из запекшейся крови и слизи…

«Меня сейчас нет дома, я уехала на похороны сестры. Возвращусь к Рождеству. Звоните», – вдруг вспомнилось мне, и тело мое начало судорожно дергаться…

Вы не поверите, но я зарыдала… Я всегда любила Милу…

Значит, меня действительно вызвали в Москву на ее похороны? Но она умерла давно, я хорошо разбираюсь в таких вещах… Я могу определить, когда она погибла, с точностью до месяца… Ха-ха-ха! А может, и до года…

У меня оставалась одна-единственная пуля. И она полностью принадлежала мне…

Глава 17

Григорий Яковлевич Веллер – скорняк – оказался не носатым и темноглазым евреем, каким представлял его себе Малько, а кряжистым крепким мужиком с бледным простым лицом и прямо-таки огромными желтыми ушами, покрытыми рыжими и черными жесткими на вид волосками. По дому он ходил в серых мягких брюках, вельветовой зеленой рубашке и клетчатой, красно-коричневой жилетке на мелких черных пуговицах. Голый череп его обнимала круглая маленькая войлочная шапочка, которая придавала его облику андерсеновское сказочное обаяние. Глядя на этого домашнего и тихого человека (у него был очень негромкий голос, словно он всю свою жизнь только и делал, что таким образом заставлял людей слушать себя), трудно было предположить, что у него «большие связи с УВД», как говорила о нем Берта. Хотя скорняк, он, что называется, и в Африке скорняк: возможно, что все «увэдэшники» носили шапки, сшитые руками этого мастера, а их жены – горжетки или шубки Веллера.

Григорий Яковлевич встретил Надю и незнакомого ему парня, с которым она пришла, улыбкой; помог раздеться и провел в большую комнату, все видимое пространство которой было заполнено деревянными полированными болванками (рассеченными пополам для регулирования размера), с нахлобученными на некоторые из них шапками из рыжей лисицы, нутрии, норки…

– Григорий Яковлевич, познакомьтесь, это Сергей Малько, друг моего Влада… Вы не могли бы ему подобрать хорошую норковую шапку, но только не очень дорогую…

– Какой у вас размер? – Веллер смотрел на Сергея внимательно, словно прикидывая, тот ли это человек, о визите которого предупредила его по телефону Берта.

– Сережа, подождите меня здесь, пожалуйста, я вдруг вспомнила, что обещала Григорию Яковлевичу зеленого чаю, да забыла… Я сейчас быстренько сбегаю и принесу, хорошо?

Она нарочно оставила их вдвоем, чтобы у Малько была возможность поговорить со скорняком без свидетелей.

Надя ушла, а Веллер, заперев обе двери на великое множество замков, вернулся в комнату и предложил гостю кофе.

– Я люблю только настоящий, в зернах… Я себе и кофеварку купил, удобная вещь…

– У меня к вам письмо от Берты Ромих… – Сергей достал смятый конверт и протянул его Веллеру. – Надя не знает, что я у вас по этому поводу…

– Да я так и понял. Больше того, молодой человек, я ждал этого визита. Ждал целых пять лет. Но для порядка вы уж покажите мне ваш паспорт…

Малько достал и паспорт и удостоверение личности. Он понимал эту щепетильность и даже зауважал старика за это еще больше: ведь это означало, что он собирался рассказать ему нечто такое, чего не должны слышать чужие уши.

– А почему пять лет?

– Да потому, что они женаты уже пять лет, и я один был категорически против этого брака… Но Петр, отец Берты, слишком любил ее и не представлял себе, чтобы она, его единственная дочь, оказалась женой НЕ РОМИХА… Да, он так и говорил: вот Ромих – он действительно ее любит и сделает счастливой, он постарше ее, у него есть дело, деньги… Я, конечно, понимал его, потому что видел, какой цветок рос в его саду, редкий цветок… Я имею в виду Берточку. Она же такая нежная, красивая… Но Петр сам виноват в том, что случилось…

– А что случилось? – Малько знал, что Веллер не в курсе трагедии, которая произошла с Бертой.

– Это вы у меня спрашиваете? Да это я у вас должен спросить, что произошло и почему они решили расстаться… Или я ничего не понимаю… – Он занервничал, словно сообразил, что сболтнул лишнее.

– Да нет, все правильно… – Малько понял, что Берта, позвонив Веллеру, сказала что-то насчет развода. Тогда непонятно, почему же она не предупредила об этом его самого, Сергея? – Да вы вскройте письмо и прочитайте…

– Да, действительно…

И Григорий Яковлевич, отойдя к окну, словно Малько мог заглянуть в письмо, вскрыл конверт, достал письмо и начал читать.

– Так я и думал… – сказал он в сердцах и тяжело вздохнул. – Я же говорил, говорил…

– Так ЧТО ЖЕ там, в письме, и зачем Берта попросила меня приехать к вам, неужели она не могла спросить у вас о чем-то, интересующем ее, по телефону?

– Она не предполагает, что мне что-то известно. В этом письме она просит, чтобы я ПОМОГ ВАМ разыскать людей, способных рассказать о прошлом Ильи… Но вам не надо никого искать, потому что эта история произошла на моих глазах и, можно сказать, на МОИХ РУКАХ… Видите ли, молодой человек, сейчас я скажу то, что известно всем, но никто почему-то не придает этому значения… Все тайное рано или поздно становится ЯВНЫМ. Это аксиома, и ничего с этим не поделаешь. Илья рос у тетки, моей давней знакомой, был хорошим мальчиком, у нее с ним не было никаких проблем… Пока не началась пора полового созревания. Илью было не узнать, он превратился в угрюмого и замкнутого мальчика, дерзкого, ленивого, начал прогуливать занятия… Тетка, ее звали Майя, отвезла его на лето в Ленинград, где жил ее брат – ювелир, который и пристрастил Илью к своему делу… Но по возвращении Илья стал еще более невыносимым, он словно назло Майе учился только на «отлично» и делал все, чтобы у нее не было повода для упреков… Но, за что бы он ни брался, чувствовалось, что в нем сидит какой-то бес или червь, который изнутри пожирает его…

– Так что с ним было-то? – не понимал Сергей. – Психическое заболевание?

– Если бы… – хмыкнул Веллер. – Просто мальчику исполнилось восемнадцать. Это был, как сейчас помню, 1967 год… И вот весной этого года Илюша снова стал прежним ласковым и покладистым мальчиком… Он менялся прямо на глазах… Майя приходила ко мне, рассказывала о том, как дружно они теперь живут и как строят планы на будущее, что летом, после выпускных экзаменов в школе, Илюша снова поедет к дяде в Ленинград и будет продолжать там учебу, только уже в техникуме… А потом, когда ВСЕ ЭТО обнаружилось, было уже поздно: девочка была на шестом месяце…