Читать книгу "Вивиана. Наперекор судьбе - Элайн Нексли"

Когда ворота рынка остались позади, Вивиана, с облегчением вздохнув, опустилась на ближайшую лавку, скинув плащ и оставшись в одном тонком, шелковом платье. Внезапно внимание девушки привлек закоулок, скрытый за густыми ветвями кустарников.

– Что там за место? – по лицу Шарлемана скользнула темная тень. Закусив губу, он охрипшим голосом ответил: – Неважно.

– Мсье де Гаррель!

– Понимаете, – француз тяжело опустился на лавку, придвинувшись к своей собеседнице, но, не поднимая на нее глаз, проговорил: – Это квартал, отделенный от всего города невидимой, но очень прочной, психической стеной. Там нет шумных базаров, богатых арабов в золоте, нет огромных домов с благоухающими садами. Это забытое Богом, проклятое людьми, место. Настоящие презренные, грязные трущобы восточного мира. Увы, вступить на ту землю, значит навсегда стать рабом одного человека – Лукмана Черный Глаз. Это повелитель женщин легкого поведения, воров, убийц, просто нищих, вынужденные зарабатывать на кусок хлеба проституцией и воровством. Там, за теми воротами, не существует правосудия. Даже местный кади[46]закрывает глаза на кровожадные убийства и распутства, считая, что там, где нет Всесильного Аллаха и Пророка Его Мухаммеда,[47]нет и суда. Но днем на улицах этого ада безопасно, главная дорога пуста, но ворота, окружающие ее, закрыты, ибо за ними находятся хижины и полуразрушенные дома жителей трущоб. А вот ночью начинается настоящий хаос. Порядочный гражданин всегда будет обходить это место десятой дорогой, – Вивиана, как завороженная, слушала этот рассказ, и все больше понимала, что ее детство прошло почти в таких же условиях. Боль тупым концом уперлась в сердце, источая кровь. Молодая женщина закрыла глаза. Англичанка все бы отдала, лишь бы вновь забыть о своих ранних годах, о том, что она первые семь лет своей жизни провела в нищете, грязи и боли.

– Я хочу увидеть это место, – голос девушки срывался и дрожал, но в нем звучали уверенные, стальные нотки. Нахмурившись, Шарлеман покачал головой: – Вивиана, что…, что вы говорит? Вы понимаете…

– Мсье де Гаррель, я все прекрасно понимаю и настаиваю пойти в трущобы. К тому же, вы сами сказали мне, что днем в них безопасно.

– Да, но…

– Никаких «но». Идемте, – укутавшись в плащ и опустив на лицо капюшон, молодая женщина, едва держась на ногах от скрытого страха, подошла к заросшим кустарникам. За ними едва виднелась табличка со словами: «Приют для тех, кто любит убивать», – леди Бломфилд до крови закусила губы. С трудом отыскав замок, девушка открыла ветхий забор из сгнивших досок и замерла. Перед ее взглядом простиралась пустынная дорога, заросшая зеленью и заваленная срубленными деревьями. В воздухе витал ужасающий запах грязи, пота, крови и отходов. Зажав нос рукой, Вивиана, дрожа, раскрыла кусты и закричала: в траве валялся убитый человек, залитый кровью. Его гнившее тело призывало к себе мух и всякую другую животную нечисть. Отвернувшись, молодая женщина почувствовала, как желудок свело судорогой, а к горлу подступил тошнотворный ком. Вырвав, девушка вцепилась дрожащей рукой в плащ Шарлемана.

– Я же говорил вам, не нужно сюда идти. Прошу, давайте вернемся, – вытерев губы платком, молодая женщина покачала головой: – Нет, подождите, – порыв ветра вновь возбудил немного притихшие, ужасные запахи. Закашлявшись, Вивиана пошатнулась, словно через сон, ощутив, как руки француза не позволили ей упасть.

Внезапно девушка встрепенулась. Где-то совсем рядом послышался детский голосок и звонкий, невинный смех. Обернувшись, молодая женщина ахнула, увидев маленькую девочку лет десяти, бежавшую навстречу. На худом, нескладном теле малышке болтыхались грязные обрывки платья, спутавшиеся волосы копной лежали на хрупких, остреньких плечах. Лицо девочки выражало ту невинность и радость, что в этих трущобах казалась неуместной. Подбежав к Вивиане и Шарлеману, ребенок широко улыбнулся, обнажив маленькие, ровные зубки: – Что вы здесь делаете? – голос девочки звучал легко и непринужденно, словно принадлежал небесному ангелу. Вивиану удивило то, что эта девочка знает английский, хотя проживала в Египте.

Опустившись на колени перед малышкой, девушка взяла ее грязные руки в свои, пытаясь говорить как можно мягче и спокойней: – Здравствуй, как тебя зовут?

– Кендис.

– Кендис… Какое красивое имя, – рука леди Бломфилд скользнула по плечу девочки, потом коснулась впалых щек, на которых виднелись несколько глубоких шрамов: – Что это?

Глаза ребенка налились слезами. Тихо захныкав, она прижалась к груди Вивианы, неловко обхватив ручонками шею молодой женщины. У Вивианы сердце сжалось в комок. Ей до боли было жаль эту малышку, вынужденную прозябать в грязи и нищете, вместо того, чтобы получать образование, играть с детьми своего возраста, узнавать что-то новое.

Вытерев мокрые следы на щеках у Кендис, Вивиана все же осмелилась спросить:

– У тебя есть родители?

– Да, мама и папа.

– И они тоже живут здесь?

Малышка кивнула, опустившись на колени молодой женщины и положив голову ей на плечо. Легонько оторвав от себя детское тельце, англичанка посмотрела в глаза девочки: – Они так бедны, что вынужденные жить здесь?

– Нет, папа богатый, очень богатый. Он эмир мира нищих, – у Вивиана закружилась голова. Выходит, Кендис – дочь повелителя трущоб? – Папу зовут Лукман, но все почему-то называют его Черным Глазом.

– А мама? Кто твоя мама?

– Мамочку звали Тамми, но отец дал ей имя Мутиа, что означат «покорность и смирение».

– Ты родилась в трущобах?

– Нет, я родилась в Англии, на родине мамы. Когда мне исполнилось четыре года, мой настоящий отец умер, мама зачем-то поехала в Египет, стала встречаться с дядей Лукманом, потом приказала называть его папой. Если я этого не делала, меня били горячей веревкой по лицу. Мама стала другой: безразличной, жестокой, она больше не обнимала меня, не целовала, не укладывала спать. Я могла целыми днями ничего не есть, воровала воду на базаре. Дети трущоб стали моим домом, только с ними я ощущала себя человеком. Меня заставили жить в грязной хижине, спать на полу, ела я раз в день сухие лепешки и гнившую чечевицу, и то, если повезет. Нередко я видела, как мама и Лукман…, – голос Кендис сорвался на писк. Обхватив тонкими ручками лицо, девочка зарыдала. Прижав ее к себе и начав гладить спутавшиеся волосы, Вивиана едва сдерживала в себе жгучие слезы, так просившиеся наружу. Шарлеман стоял в стороне, наблюдая за этой душераздирающей сценой. Безусловно, ему тоже было жаль малышку, но он отлично знал, что она не единственный ребенок, страдающий в трущобах, а помочь всем невозможно.